Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Хозяйка замка заявила, что не собирается попусту тратить магические силы, когда в доме появился нахлебник — надо же ему отрабатывать немалые средства, что идут из казны на его прокорм. Наверное, самолюбие королевы тешило, что заморский принц метет, моет и оттирает пыль и грязь во дворце как настоящий раб: ее величество с удовольствием самолично проверяла качество уборки, проводя пальцем по всем поверхностям и не ленясь совать его в темные углы. И горе было «нахлебнику», если подушечка пухлого перста оказывалась осквернена хоть пятнышком, хоть пылинкой. Фантазия Немезис оказалась столь же неистощима на новые и изощренные способы наказания слуги, как и на выдумывание заданий, чтобы занять его неприлично изящные для слуги руки.
Каждый день маленький принц испытывал одно и то же — унижение и боль, потому что, как бы он ни старался, угодить дотошной королеве было невозможно. Даже если он дословно следовал ее указаниям, мальчик всегда делал что-то не так. Напудренное чело хмурилось, заставляя Дня съеживаться и судорожно втягивать голову в плечи, гадая, что же с ним сделают на этот раз: щипнут, выкрутят ухо, отходят снятым с королевской ноги каблукастым шлепанцем или напихают в штаны кусачей крапивы? К боли он постепенно привыкал, но вот к унижению привыкнуть никак не мог.
Чаще всего королева прибегала к порке, полагая ее воспитательное воздействие наиболее эффективным. Сама Немезис редко притрагивалась к орудиям наказания — исполнителем обычно выступал король. Зато она любила наблюдать и готовить свою жертву к экзекуции, зная, что ожидание боли усугубляет страдания. Объявив Дню, что он будет выпорот, она наслаждалась его трепетом и мольбами о прощении, которые, правда, со временем становились все реже: мальчик понял, что они бесполезны. Затем она заставляла принца обнажаться ниже пояса и становиться на колени, ожидая в такой позе прибытия экзекутора. Чтобы День не заскучал и не отвлекался от важного процесса раскаяния, коленками ему приходилось опускаться на что-нибудь твердое и колкое вроде гороха, кукурузы, крупной соли или принесенной с кухни терки, а руки держать высоко над головой.
День никогда не знал, продлится пытка несколько минут или часы, если король Баретт задерживался по своим монаршим делам, — и это только усугубляло страдания мальчика. Принц Робар полюбил находиться рядом с ним во время мучительного ожидания. Отпуская шуточки и язвительные замечания, он жадно рассматривал снова попавшего в немилость слугу, ловя каждый признак немощи и слабости: дрожащие, готовые опуститься руки; сведенные от напряжения мышцы; закушенные до крови губы; искаженное мукой лицо… Несчастный День не смел при нем пошевелиться или изменить позу, зная, что Робар тут же помчится докладывать матери и к наказанию добавится пять ударов, а то и больше.
Робару, как и королеве Немезис, нравилось наблюдать и за самим процессом порки, который постепенно также усовершенствовался. Король выяснил, что удары, нанесенные через намоченную в соленой воде простыню, более болезненны и оставляют меньше следов, поскольку соль уменьшает отеки и гематомы. Рассудив, что так можно будет воспитывать слугу усерднее и чаще, Баретт взялся хлестать его ремнем через простыню, и слова молитвы теперь появлялись на бедрах и попе принца только тогда, когда король входил в раж.
Еще одним новшеством стала появившаяся в подвальной каморке кровать. Поначалу День ей даже обрадовался — по полу нещадно дуло через проем без двери, что особенно ощущалось с наступлением промозглой осенней погоды. Но спустя пару дней мальчику не посчастливилось вывести из себя самого короля: после мытья пола в коридоре плитки остались слегка влажными, его величество поскользнулся и выронил вкуснейший бутерброд, от которого едва успел откусить. Разгневанный Баретт не стал тянуть с возмездием. Ухватив «криворукого гаденыша» за плечо, он потащил его в подвал, где сбросил матрас с кровати.
Дню было велено полностью раздеться и лечь на ржавую стальную сетку, после чего его запястья и щиколотки прочно привязали веревками к металлическим спинкам. В таком положении принцу пришлось оставаться остаток вечера и всю ночь, в течение которой он почти не сомкнул глаз. Проволока врезалась в обнаженное тело, веревка стягивала руки и ноги, замедляя ток крови и лишая их чувствительности. К этому добавились холод, невозможность изменить положение и желание опустошить мочевой пузырь, которое становилось все острее, как бы мальчик ни старался терпеть. Под утро силы покинули его окончательно, и горячая струйка побежала между ничем не прикрытых бедер, скапливаясь лужицей на полу.
Королева Немезис, явившаяся после завтрака освободить пленника, пришла в ярость от увиденного. Вопя о «свинье, которая гадит под себя», она принялась тыкать Дня лицом в лужу мочи, словно нашкодившего щенка. Мальчик пытался упираться ладонями в пол, но в мышцы рук еще не поступила кровь, и они его не держали. Отросшие волосы принца намокали в моче, а ведьма между тем приговаривала, что он ничем не лучше грязной половой тряпки. Королева не успокоилась, пока не растерла лужу по полу его телом. Но хуже всего было не это. День знал, что теперь ему, выпачканному и дурно пахнущему, не избежать мытья, а этого он боялся больше всего.
Раньше, до того как попасть в Королевство Тысячи Стволов, он любил воду и был чистоплотным. Но в замке короля Баретта все изменилось. Ему долго не позволяли принимать ванну, так что принцу пришлось мыться в речке или плескать на себя дождевую воду из бочки в саду. Когда же для этого стало слишком холодно, королева Немезис сказала, что он совсем запаршивел, и объявила, что собственноручно отмоет «свинью» дочиста — и намерение свое осуществила.
Когда принца втолкнули в ванную комнату, которую он с утра выдраил до блеска, мальчик увидел, что большая ванна на львиных ножках полна мыльной воды и на ее поверхности плавают клочья желтовато-серой пены. Тратить на него чистую воду и мыло хозяева не посчитали нужным, полагая, что «маленькому засранцу» хватит и того, в чем уже поплескалась вся королевская семья.
Границы брезгливости мальчика, врожденные и привитые воспитанием, в услужении у Баретта уже сильно раздвинулись, так что его не смутила ни чуть теплая, грязноватая вода, ни даже необходимость раздеваться при королеве — к этому он тоже успел привыкнуть. Принца поразило, что ведьма действительно взялась его мыть: она яростно натирала все тело мальчика самой жесткой из мочалок, вертя его перед собой, как куклу.
Дома принцу помогали с мытьем слуги, но никто
