Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
«Как только сможешь, Килограмм, обязательно поезжай в Лазоревую и там...».
— Кто такой Килограмм?
— Понятия не имею, товарищ Мосальский. Но, разумеется, из их компании, это можно даже по кличке понять.
— Вот ведь как все усложняется! Смерть Филимонова поставила нас перед многими загадками. Но самое поразительное здесь — это упоминание Лазоревой. Лазоревая — это КТМ, Карчальское строительство. Вы же знаете, что это одна из величайших строек в стране. И вдруг старый вор за минуту до смерти хочет направить туда своего человека! Разве это не наводит на размышления, товарищ Костромцов?
И Мосальский подумал, что, кажется, ростовский вариант обретает твердую почву.
КНИГА ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ГОРНЫЙ ПЕРЕВАЛ
1
Вблизи станции Лазоревой был построен аэродром. Транспортные самолеты и в дальнейшем должны были обслуживать Карчальское строительство. Начальник аэродрома, Капитон Романович, был бесхитростный прилежный работник, дело знал, к неудобствам жизни был привычен, и, как ему казалось, все у него было налажено и шло как надо.
В числе летчиков у него была молоденькая девушка, Ирина Кудрявцева, единственная женщина на аэродроме. Она храбро отстаивала свою самостоятельность, спокойно отвергала все ухаживания летчиков и беззаветно любила летное дело.
С приездом руководства Карчальской стройки на аэродроме ничего не изменилось, разве что прибавилось работы. Капитон Романович, явно неравнодушный к Ирине, тщательно скрывал от нее свои чувства и всегда старался давать ей наиболее легкие и выполнимые задания. Ирина замечала это и очень сердилась на Капитона Романовича.
Работы на стройке ширились и разрастались с каждым днем. Все новые и новые люди прибывали сюда со всех концов. А те, кто приехал раньше, считались уже старожилами. Карчальское строительство было одним из серьезнейших строительств послевоенного времени и, естественно, окружено было особенными заботами и попечением. Сюда направляли и наиболее опытных работников, и лучшее оборудование.
Немудрено, что это строительство привлекало внимание и за рубежом. В Восточном отделе Весенева и в кабинете полковника Патриджа частенько упоминали это название: «Карчальско-Тихоокеанская магистраль» — ис неприязнью следили за ходом работ на этой новостройке.
С большими трудностями через Владивостокский порт удалось им забросить на Дальний Восток Раскосова. Над одной только этой сравнительно мелкой задачей пришлось потрудиться немало. Нужно было через «своих» людей договориться с «некоей» державой, а «некоей» державе дать соответствующие распоряжения и указания... Одним словом, выполнить всю эту «работенку», как выразился Весенев, должен был определенный круг людей из экипажа корабля, которому предстояло посетить Владивосток.
Корабль стоял на рейде. Среди матросов, отпущенных на берег, находился и переодетый, снабженный соответствующими документами и даже подгримированный Раскосов.
Разумеется, они направились в ресторан, затем разбрелись по городу. Разумеется, Раскосов, прежде чем приступить к этой операции, подробно изучил карту Дальнего Востока и Сибири, всевозможные местные говоры и обычаи. Заранее была продумана и новая биография Раскосова, тоже подробная и такая, чтобы при проверке все сходилось. Нашли для него в Чите своевременно умерших «папу» и «маму», причем было известно, что у этих супругов был сын, это многие жители Читы могли подтвердить. Куда девался этот мальчик, никто толком не знал. Помнили только, что звать его Васюткой, Василием значит. Но ведь этот Василий мог бы внезапно обнаружиться? И Это учли. Установили точно, что его нет в живых, и превратили Раскосова в Василия Павловича Зимина, по профессии топографа, по происхождению сибиряка... Конечно, могли и не понадобиться все те сведения, которые Раскосов собрал об этом крае. Но ведь обычно на мелочах и попадаются. Раскосова выручала исключительная память. По мнению Весенева, это качество было решающим в опасной профессии разведчика. Тут не полагалось никаких шпаргалок, никаких записей, особенно записывания фамилий и адресов. Все помнить наизусть! И Раскосов помнил. Зачастую он знал даже то, чего мог бы не знать. Ну, зачем, например, ему помнить, какие реки протекают в Сибири и на Дальнем Востоке, среди равнин, возвышенностей и горных хребтов? О Владивостоке Раскосов знал даже, что этот город, расположенный на южной оконечности полуострова Муравьев-Амурский, на берегу бухты Золотой Рог, был основан в 1860 году, что главная улица Владивостока, идущая вдоль берега, в прежние времена именовалась Светлянской... что рога оленей — панты — полезны для здоровья... Топографом же Раскосов был настоящим.
Таким образом, имея исправные документы, справки, новоявленный топограф Зимин благополучно прибыл в Советский Союз, нашел Черепанова, использовал его для связи с Бережновым, успел и сам побывать в Ростове, а затем явился на Карчальское строительство. Там он был радостно встречен и охотно зачислен в состав геологоразведочной экспедиции.
Во всем этом мероприятии принимало участие немало людей, начиная с капитана корабля, доставившего Раскосова на советскую землю, и некоего жителя Владивостока, после произнесения пароля приютившего «иностранного» матросика и быстро превратившего матросика в топографа Зимина. Все это требовало определенного времени. Нужно было навести справки, согласовать, уточнить. Нужно было незримо наблюдать за продвижением своего ставленника по пути от Владивостока в глубь страны. Нужно было получить бесспорные сведения о том, что все удалось выполнить, что все сошло как нельзя лучше, что топограф Зимин не вызвал ничьих подозрений, что все оказалось вполне приемлемым при проверке на практике: и продуманная довольно правдоподобная биография, и покоящиеся на кладбище в Чите «родственники», пригодные на тот случай, если о топографе Зимине станут наводить справки, и документы. Документы удалось достать на имя Зорина, а не Зимина. Пришлось исправлять. Но Раскосов даже сам, без посторонней помощи, отлично умел обращаться с поддельными печатями, подписями и другими «исправлениями» подлинных документов. Он так артистически это делал, что и сам любовался своей работой.
И вот Николай Раскосов преспокойно принял личину Зимина и поступил на КТМ, примкнув к экспедиции Горицветова, отправившейся на Аргинский перевал для разрешения ряда вопросов, связанных с постройкой железнодорожной магистрали. А вскоре он вполне освоился со своим новым обликом, обжился и вошел в роль. Он только мысленно посмеивался над собой, что, ввиду создавшегося положения, он, охотно взорвавший бы все мосты и тоннели на этой стройке, вынужден был усерднейшим образом выполнять топографические работы, блистать, добиваться похвал, одобрения и делать все это на самом деле хорошо. Другими словами, там, на далеком Аргинском перевале, шпион и диверсант Раскосов не больше не меньше как участвовал в строительстве магистрали, трудился в поте лица. Правда, это только до поры до времени и с той только целью, чтобы войти в
