Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Вы очень много сил потеряли. Вот, у меня есть гематоген в таблетках. Будете принимать.
Ирина засмеялась. Она терпеть не может таблетки.
— Хороший признак, что вы засмеялись. И вообще все очень романтично. Сидит в тайге изыскатель. И вдруг к нему с неба сваливается девушка...
— А что вы тут разыскиваете, товарищ изыскатель?
— Как что! Вот это вопрос! Мы решаем судьбу таежной трущобы!
— Вот как!
— Вообще в наши дни все — сплошная фантастика. Вот, например, в данном случае. На сотни километров вокруг — ни души. Бурундуки да медведи. А между тем, я могу вам определенно сказать, что недалеко дни, когда здесь, загрохочут поезда, вспыхнут электрические лампочки, тысячи рабочих перевалят через непроходимые сопки, переправятся через горные реки, перелезут через непролазные болота и... одним словом, сами понимаете.
И опять они оба засмеялись. Застенчивым этим смехом Игорь смягчил запальчивость и пышность произнесенной речи.
Игорь не давал Кудрявцевой говорить ни о чем серьезном. Вскоре их беседа стала той милой, беспорядочной и простой; какая возникает между девушкой и двадцатипятилетним молодым человеком, когда они нравятся друг другу.
3
Начальник экспедиции Горицветов был крайне удивлен, увидев в палатке женщину.
— Ничего себе! Стоит отвернуться на минуту — как уже пожалуйте!
Однако, узнав подробности происшествия, он стал серьезным, похвалил Игоря, заботливо спросил Кудрявцеву, не надо ли ей чего, вызвал Котельникова — рабочего, помещавшегося в другой палатке, раскинутой у реки, — и попросил его побыть около девушки.
— Пошли, — сказал он Игорю.
И они отправились за сопку осмотреть обломки самолета, захватив с собой фотоаппарат.
Там, на склоне горы, была свежая могила — доктора Комарова.
— Все-таки отчего же это случилось? — бормотал начальник, стоя около вороха почерневшего металлического лома.
— Странно, Николай Иванович, как вы рассуждаете. Ведь была такая буря.
— Да, но самолет-то наш, отечественный. Наши самолеты не боятся бурь. Были какие-нибудь документы, вещи?
Игорь ответил, что все найденное отнес в палатку. Николай Иванович еще постоял перед обломками самолета, о чем-то размышляя. Гремела по камням речушка, глухо роптали высокие лиственницы. Игорь с нетерпением ждал, когда Николай Иванович решит вернуться: ему очень хотелось снова увидеть Ирину. Между тем Николай Иванович не спеша наводил объектив лейки то на почерневший остов, то на отпечатки шасси на гравии.
— Идем к могиле. Ты сам ее сделал?
— С Котельниковым. Он на выстрел пришел.
— Малость поспешили. Надо было произвести снимки. Жаль беднягу. Доктор? Слыхал я о нем.
И оба стояли некоторое время в горестном раздумье, прежде чем подняться по размытому рекой откосу.
— Куда ты так бежишь? — воскликнул Николай Иванович, запыхавшись и еле поспевая за молодым человеком. — А, понимаю, тебе не терпится поскорее справиться о здоровье этой летчицы... Эх, молодежь, молодежь!
— Все вы выдумываете, Николай Иванович, — с напускным равнодушием произнес Игорь и пошел медленнее, поднимая по дороге камешки и разглядывая их, будто бы изучая.
И вдруг они оба враз остановились, оба взяли по горсти странной сероватой породы... Затем переглянулись многозначительно, и Николай Иванович произнес:
— Молибден.
Игорь покраснел, как школьник, оскандалившийся перед любимым учителем. Как же это он раньше не заметил? Можно сказать, рыл могилу в этой самой сопке, провел здесь целый день и ничего не обнаружил! Это непростительно, это просто никуда не годится! Это провал и позор!
— Однако удачливая особа! — воскликнул Николай Иванович, весь сияя. — Я говорю о твоей летчице. Ведь надо же так угадать, чтобы свалиться на залежи молибдена, прямо на будущую железнодорожную магистраль, наконец прямо в объятия молодого человека!
Игорь ничего не ответил. В нем проснулся геолог. Он уже лазил по всему склону горы, выковыривал камни, щупал, совал что-то в карманы, вскрикивал, охал и ахал, поминутно требовал, чтобы и Николай Иванович посмотрел на какой-нибудь камешек или ком земли.
Когда они вечером рассказывали о своих удачах Кудрявцевой, они так захлебывались от восторга, так перебивали друг друга на каждом слове, что ничего нельзя было понять. Николай Иванович — пожилой, солидный, авторитетный Николай Иванович, начальник комплексной Аргинской экспедиции Желдорпроекта, Николай Иванович с его седыми висками и очень черными бровями — не отставал от Игоря и шумел и кричал, как мальчишка.
— И все это он, один он! — восклицал Игорь, влюбленно глядя на своего начальника. — Я провел на этом косогоре целый день и ничего, к стыду своему, не заметил, а он...
И снова Ирина должна была выслушать в мельчайших подробностях, как они шли, как их ели комары, как они стояли перед металлическими обломками, как стали затем подниматься к вершине сопки, и кто при этом что сказал... Только Игорь ловко пропустил то место, где речь шла об Ирине и его отношении к ней. Николай Иванович лукаво улыбался, заметив эту уловку, но тоже не выдал Игоря, полный великодушия по случаю замечательного открытия.
А Котельников больше всего заинтересовался медведицей, так как был страстный охотник и зверолов. Он заявил, что завтра же засолит мясо, и ушел в свою палатку, за выступ горы, чтобы приготовить все необходимое к утреннему походу.
— Молибден его меньше взволновал, чем медвежатина, — засмеялся Николай Иванович. — Каждому свое.
Затем они отлично поужинали втроем, и Кудрявцева не испытывала никакой неловкости, как будто была у себя дома. Ей все нравилось: и галеты, и Николай Иванович Горицветов с его седыми висками, и чай, пахнущий жестью, не говоря уж об Игоре Иванове.
Ирина очень убедительно доказывала, обращаясь к одному Николаю Ивановичу, а в сущности, стараясь доказать это самой себе, что в нашей стране вое профессии прекрасны, и не в том дело, чтобы быть непременно летчиком, врачом, или дояркой, или учительницей, а в Фом, чтобы быть человеком в высоком смысле этого слова и так, как понимают почетное звание человека в стране социализма. Ирина потребовала, чтобы ей подробнейшим образом было изложено, что это за экспедиция, которую представляют Николай Иванович и Игорь, зачем она, что здесь будет строиться и когда.
Николая Ивановича не пришлось упрашивать. О сооружении железной дороги, которая впервые по-настоящему откроет тайгу, которая совершит полный переворот в экономике Дальнего Востока, — на все эти темы Николай Иванович мог говорить ярко, увлекательно и долго.
— Впрочем, теперь, когда на многоводной изумрудной Тырме окончательно решено
