Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
– Нет, ты слуга одной госпожи – России, а остальное детали, – отрезал Евгений Иванович, глядя прямо перед собой, словно всматривался в темнеющее небо с взрыхленными следами от реактивных самолетов, вылетевших на вечерний тренировочный полет. – Теперь к главному. Хабиб. Известно, что он проходил обучение в Афганистане. Так вот появление коврика у меня в прихожей связано и с появлением кое-какой информации. На днях я должен получить еще сведения, но уже от курдов.
– Сын выяснял? Он и коврик передал?
– Да. Виталик узнал, где Хабиб обучался. Еще в составе «Мактаб-аль-Хидамат», переговорил с его инструктором даже, – генерал поднял палец, акцентируя то ли уровень достоверности информации, то ли подчеркивая мастерство сына. – Хабиба помнят, а главное, с ним кое-кто поддерживает связь до сих пор, и указали его местонахождение.
– А дальше вы подрядили курдов?
– Ну вроде того, – поморщился Евгений Иванович, ему, по-видимому, не понравились формулировка и подтекст, вложенный Горюновым в этот вопрос. – Тебе нужен Хабиб? Ты его получишь. Мне обещали сообщить в ближайшие дни результаты поисков.
– Как вам история с Юрасовым? Вы что же, знали? Не могли раньше предупредить?
– Не знал. Подозрения к делу не пришьешь. Он вообще не по нашему ведомству проходил. Были косвенные свидетельства. Видели его в Стамбуле с теми людьми, с которыми он, по идее, не должен был встречаться. В общем, обратил Юрасов на себя внимание. Мы передали эту информацию твоим коллегам в Департамент военной контрразведки. Может, мы им карты спутали. На данный момент он в розыске.
– Меня волнует возможная причастность Юрасова к гибели Мура. Ведь Николай расспрашивал о нем.
– Не думаю, что причастен, – ответил генерал. – Как, однако, у вас троих судьбы переплелись. Дружили ведь вы трое?.. Я полагаю, что расклад был иной. Кто-то в Турции, с кем он контактировал, попросил его об услуге: разузнать о Сабирове и что о нем на родине слышно. Вряд ли Юрасов узнал нечто, что послужило бы поводом для столь радикальных поступков Кюбата.
Горюнов ссутулился, облокотился о колени и сказал резко:
– Кюбат просто бешеная собака, которую надо пристрелить!
Генерал подался вперед так, что почти коснулся головой головы Петра.
– Ты такой приказ и отдал Тареку?
Петр не шелохнулся, продолжая рассматривать кафельный пол лоджии.
– Я не могу ему приказывать, я не его командир.
– Это да или нет? – Евгений Иванович продолжал сверлить взглядом его висок.
– Что бы я ему ни говорил, это наше с ним дело. А вот как он воспримет мои слова – как приказ, как пожелание или ничего не значащий треп, – Горюнов развел руки, – одному Всевышнему известно.
– Не заиграйся, Петр Дмитрич, – строго посоветовал Александров. – Ты пользуешься моим добрым расположением, но оно не безгранично. Пойдем помянем Теймураза. Мне до боли в сердце жаль этого парня.
Сгорбившись, Александров вернулся на кухню. Петр замешкался, докуривая. Он прикинул, что запись на конспиративной квартире в Ростове-на-Дону не велась, а значит, генерал не может знать наверняка, о чем Горюнов просил Тарека. Даже если предположить, что Зоров подслушал, он не стал бы докладывать Евгению Ивановичу хотя бы потому, что Александров из другого ведомства, а Горюнов непосредственный начальник Мирона и ему с ним еще работать.
За столом уже сидели Володин с женой Нинель Ивановной и второй зам Александрова – Илья Степанович Колесников, человек с виду мрачный, но на самом деле добродушный, отец большого семейства – пяти дочерей и сына. Он пришел без жены и, страдая от неловкости, пытался читать газету, игнорируя общество. Саша села рядом с Нинель, и они что-то оживленно обсуждали вполголоса. Поглядела сердито на вошедшего мужа, но снова склонила голову к Нинель Ивановне.
Евгений Иванович надел пиджак и не стал садиться, а сразу приготовился сказать несколько слов. Он взял стопку водки, тяжело вздохнул и поглядел на водку, как на горькое лекарство.
– Товарищи, мы собрались сегодня по поводу печального события. Погиб наш друг Теймураз Сабиров. Погиб как герой, продолжая служить нашей Родине до самой последней своей минуты. Так вышло, что мы здесь, в России, его семья. Вот Петр Дмитрич, и я, и Константин Константинович, и Степаныч.
Саша заметила, что Петр сидит опустив голову и положив руки на колени, сжимает в кулаке край скатерти. У него перед мысленным взором стояла посмертная фотография забитого до смерти Мура. В этот момент он подумал, что Дилар убили похожим способом. Неужели это Галиб собственноручно с ней расправился?
– Остались вдова и дети, но они в другой стране. Если удастся ее вернуть сюда, – генерал бросил взгляд на Петра, – то мы, конечно, позаботимся о них как положено. Давайте помянем нашего Мура – так его называли только самые близкие.
Все встали, молча выпили и так же молча сели, не глядя друг на друга. Начали есть, как будто выполняли не слишком приятный ритуал. Все сидевшие за столом поглядывали на Горюнова, ожидая, что он скажет какие-то слова со следующим тостом. Но он молчал, почти не ел, зато выпивал так, что после нескольких рюмок Саша ущипнула его за локоть и шепнула:
– Хватит тебе. Я что, должна тебя на себе домой тащить?
Он взглянул на нее совершенно трезвыми голубыми глазами, только был бледнее обычного:
– Сашка, отвяжись. Ешь салат, я в него сыр тер. Займи им рот.
– Вот поэтому и воздержусь, – дернула плечом она.
Засиживаться не стали. Уже через час все гости засобирались. На прощание Александров напомнил, что завтра ждет Горюнова у себя.
Саша села за руль, и ей показалось, что Петр задремал на сиденье рядом. Но когда они проезжали по набережной, он вдруг попросил остановить. Она с трудом нашла место, где припарковаться, и включила аварийные огни.
Он вышел из машины, перебежал дорогу и замер у парапета, облокотившись о него. Саша, подождав несколько минут, подошла к нему. Заглянула сбоку в лицо и спросила:
– Петька, а с тобой могло быть то же, что и с ним?
Горюнов покачал головой, а сам подумал, что выбор тогда в девяностые мог пасть на него, а не на Мура, тогда они поменялись бы ролями и судьбами. А может, к ловкому Кабиру Салиму судьба была бы благосклоннее, чем к Теймуразу?
Июнь 2015 года, г. София
Снаружи хореографическая школа напоминала дворец. Колонны, высокие окна, перед входом круглый фонтан, обсаженный благоухающими красными и желтыми розами. Именно сюда пришел Ян Каминьский переговорить с директрисой, чтобы записать дочку на занятия. Директрисы в
