Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
От мысли, что чертов турок методично отнимал у него все дорогое – Дилар, Зарифу, Аббаса, а теперь и Теймураза, свело судорогой лицо.
– Надеюсь, ты никуда больше не уедешь? – шептала мать, прильнув к нему, не в силах оторваться.
Они так и застыли в коридоре, как только Горюнов зашел. Он даже ветровку не успел снять.
– Конечно, – заверил он.
И тут же заметил, как из спальни высунулась Саша, потрясла рубашкой, как бы спрашивая: «Так собирать тебе сумку или нет?» (Петр позвонил ей с дороги и сообщил, что завтра вечером уедет снова.) Он показал ей кулак за спиной матери. Саша улыбнулась и скрылась в спальне.
– Вы что, опять беременны? – тихонько спросила мать.
Петр невольно потрогал свой плоский живот и усмехнулся:
– Это плохо?
– Тебя же дома никогда не бывает. Шурочка все на себе тащит, да еще и Мансура. Он так на тебя маленького похож. Такой же вдумчивый и целеустремленный.
Он отстранил от себя мать, поглядеть, не шутит ли. Не насчет него самого, а по поводу «вдумчивого» Мансура. Чего-то он, видимо, в мальчишке не заметил. Бабушки любят приписывать внукам небывалые доблести только потому, что видят в них своих давно выросших детей и ностальгируют. Что бы она сказала, если бы узнала о поползновениях Александрова в отношении внучка? За здоровье генерала Горюнов тогда не поручился бы.
– Шурочка? – переспросил он и продолжил громче, чтобы застывшая у двери с его рубашкой Сашка слышала отчетливо. – Тебе в самом деле нравится эта оторва? По-моему, та еще штучка!
Из спальни раздалось покашливание. Горюнов слегка обиделся, что она не вышла его обнять, хотя не видела несколько месяцев, и даже по телефону не разговаривали.
Александра вообще заняла такую позицию – не упрекать его за долгое отсутствие, а демонстративно принимать все как должное. В итоге ему вроде и придраться не к чему, а осадок остается. Словно не очень-то она и скучает, не очень-то ей нужен. Слишком деловая дамочка.
При матери ему приходилось шутить и стараться быть рубахой-парнем, что еще больше настораживало и мать, и Сашку. Они обе поглядывали на него с тревогой. А мать к тому же упрекнула, что он разговаривает с ужасным акцентом, как гастарбайтер, чем неожиданно задела его. Словно он нарочно не может избавиться от акцента.
Саша смогла с ним уединиться, только когда он пошел в ванную, а она принесла ему чистое белье. Он торопился привести себя в порядок с дороги, через час уже надо было выезжать в гости к генералу.
Петр разделся до трусов и торопливо добривался, чтобы принять душ.
Сашка всунула сначала голову, а затем проникла и целиком, сразу увидев повязку у него на ноге.
– Что, опять? – Она обхватила его со спины и терлась носом о его плечо. – С кем ты воевал?
– С чайником, – соврал он. – Опрокинул на себя чайник.
Сашка вздохнула за его спиной, пощекотав своим дыханием его плечо.
– А на голову тебе этот чайник не падал? Ты слегка заикаешься. У тебя ведь контузия?
– Ты что, врач? – дернул плечом Петр, стряхивая ее голову.
– Я биолог. Вот-вот, и раздражение – это признак контузии. А тебя не тошнит?
– Зря ты напомнила… – он выскочил из ванны и зашел в туалет, почувствовав, как снова мутит. Уже неделя прошла после взрыва, а все равно еще мучили последствия контузии. Особенно после перелета в Москву.
Он вернулся в ванную и наткнулся на укоризненный взгляд Сашки, сидящей на краешке ванны.
– Не надо на меня так смотреть! И матери ничего не говори.
– Будто она не слышала, как тебя тошнит, – Саша взяла его руку в свои, только двумя руками смогла ее обхватить, перевитую венами, тяжелую. – Как же ты поедешь? На самолете?
Он кивнул.
– Так кто погиб? Это точно не связано с твоей контузией? – не верила Александра.
– Нет. Это произошло около месяца назад. Моя мать его знает, ты ей не рассказывай.
– Что я могу рассказать, если сама не в курсе дела? Даже как его зовут… звали. И что я там в гостях буду делать?
– Теймураз, – Петр высвободил свою руку и погладил Сашу по голове, как маленькую девочку. – А что в гостях делают? Едят, пьют, разговаривают. Я сам у Иваныча никогда не был. Только не вздумай болтать там, что я контужен!
– А то что? – с вызовом спросила она, вздернув подбородок.
– Накажу, – зловеще пообещал Горюнов и, тут же получив коварный шлепок, улыбнулся. – Оторва ты все-таки! Дай-ка я добреюсь, помоюсь. И поедем уже, неохота опаздывать.
Помыться ему на дал Уваров. Он позвонил на сотовый, который Горюнов едва успел включить. Саша вышла из ванной за полотенцем.
– Ну что, Петр Дмитрич, профукали наших бомбистов? – довольно бодро поинтересовался он.
– Никто не предполагал, что возникнет на горизонте мой старый приятель, да еще в таком качестве, – намекнул он на Юрасова. – И все-таки одного мы ликвидировали. И еще двоих в качестве бонуса. Я присутствовал при допросе его жены, – он имел в виду вдову Наргизова.
– Узнал что-то новое? Завтра утром доложишь по всей командировке вместе с Зоровым. И поподробнее. Подумаем, как быть дальше. Есть какие-то варианты?
– Да кое-что прикидывал уже. Сегодня я планирую переговорить насчет результатов того запроса, что мы делали до моей командировки в Грозный насчет афганца, – Петр посмотрел в зеркало на свое отражение как на чужого враждебного человека. Его сейчас все раздражало, и даже собственная физиономия. – Анатолий Сергеевич, вас проинформировали, что я завтра улетаю?
– Они никак без тебя? – с явным недовольством спросил Уваров. – Нам бы со своими делами разгрестись. У нас совершенно нет времени на твои променады. Тем более по заграницам. Уж я не говорю, как это рискованно для тебя.
– Это форс-мажор. Я не могу всего объяснить, но тот человек, с которым я должен встретиться, знает только меня в лицо. А что по моему старому приятелю, который мне спутал карты на Кавказе? Нет новостей?
– Объявили в розыск. В его ведомстве нас, как всегда, обвиняют, что мы все преувеличиваем.
– Не верят? – хмыкнул Горюнов. – Ну-ну. А то, что их сотрудник чуть не подорвал меня, а при попытке его задержания отстреливался, как отъявленный головорез? В это
