Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
– Константин Константиныч, не пойму, откуда такая уверенность, что Мур погиб? Пока нет тела, а его и не будет. Пока мы не переговорили с Тареком лично… Вы меня уже однажды водили за нос с его липовой гибелью.
Володин так горько вздохнул, что у Горюнова сжало сердце. Склонившись к сейфу, стоявшему у него за столом, Володин достал оттуда несколько фотографий. Он не торопился дать их Петру. Тот и так догадался, что увидит на них.
– Теймураз давно завербовал этого человека. Назовем его Доктор. Еще в первые годы контактов с сотрудниками MIT, когда Сабиров попал в Турцию. Он выручил Доктора деньгами. У того болела жена. Ей нужна была срочная операция. Через него Сабиров и подставился под вербовку, использовав его практически втемную. Доктор – митовский медик, подсказал Сабирову, где и когда выйти на контакт с высокопоставленным чиновником из MIT. Он не знал, с какой целью Теймураз его просил о той встрече. Позже пришло осознание, что он привел кота в мышиную нору, но признать это – означало подставить самого себя очень сильно. В итоге он увяз. Он, конечно, не оперативник, но крот в такой организации, сам понимаешь…
Пока Володин говорил, Петр сверлил взглядом тыльную сторону фотографий. Генерал постукивал ими о свою квадратную ладонь.
– Мы получили от него информацию сегодня утром. Он все подтвердил. Более того, он участвовал в допросах с использованием спецпрепаратов. К счастью, Доктор уже работает не через Теймураза и смог выйти с нами на контакт и передать сообщение. Доктор утверждал, что он пошел на преступление, уменьшая дозы препаратов.
– Он боялся, что под препаратами Мур проговорится о нем. Сволочь! Его только это заботило! «Мясник» его и прикончил!
– Доктор сказал, что это работа Кюбата. От плотного молчания Теймураза тот впал в бешенство. Хотел ли он его убить, сказать сложно. Доктор пошел еще на одно должностное преступление – сфотографировал Сабирова через несколько часов после смерти, когда труп… – Володин взглянул на Горюнова и поправился. – тело оказалось в помещении без камер. Вот.
Петр сразу узнал друга, лежащего на полу какого-то тесного помещения с розовым кафелем, контрастировавшим со смертельно-бледно-голубым лицом с черными кровоподтеками на лбу и виске, куда пришелся смертельный удар. Не было сомнений, что это Теймураз, не было сомнений, что он мертв. Но Горюнов все-таки спросил:
– Может, грим? Сейчас есть такие мастера в этом деле… – Он поднял глаза на Володина, но надежда не оправдалась.
Забирая фотографии, Володин покачал головой.
– Информация из двух источников. Его и Тарек видел. Уже подписан Указ о награждения Сабирова званием Герой России посмертно. Твоя задача съездить к вдове, переговорить с Марианной, попросить, чтобы она вернулась в Россию, мы бы ей передали награду мужа, узнать, нет ли у нее дополнительной информации, не спрятаны ли там, в Софии, у Сабирова материалы в тайниках. Ее предупредили обычным способом. С ней так связывались, если было необходимо что-то передать Сабирову, а он не выходил на связь. За Марианной есть наблюдение. Во всяком случае, и она замечала его неоднократно, и наши люди в Софии. И тем не менее есть возможность выходить с ней на контакт. Получишь документы на имя Яна Каминьского.
– Опять поляк? – Горюнов жил в Турции под именем Марек Брожек. Польский знал неплохо. – А грим?
– Придется сбрить бороду и чуть подкрасить волосы. Самолет в Софию завтра вечером, успеешь сфотографироваться на паспорт. Наденешь очки – и порядок. У нас сколько людей невыездных так летало за границу! И даже без особого грима. В Софии встретишься с нашим человеком, и он тебя проинструктирует на месте, как действовать. С Уваровым все согласовано.
– Мне с утра не в парикмахерскую надо, а на ковер к начальству. В Чечне упустили наших террористов. Трое, правда, уничтожены. Остальные скрылись. – Про Юрасова и его участие в деле на стороне турок Горюнов умолчал.
Такую информацию придерживают, и, в конце концов, он теперь в другом ведомстве. Вот ведь не случайно Александров проявлял большой интерес к персоне Юрасова, видимо, обладал какими-то фактами, но не сообщил ничего Петру даже по старой дружбе. Может, если бы предупредил о том, что знал, в Чечне сложилось бы все иначе.
Наргизов мертв. Аслан и Ашрафов скрылись. Где искать боевиков в Москве? Их фотографии раздали полиции, но парни наверняка еще бдительнее стали и тщательно соблюдают конспирацию. Обжегшись на молоке, дуют на воду. А ведь в Сирии их учили не только стрелять, но и гримироваться, быть незаметными, сливаться с толпой. С ними там работали не только инструкторы по боевой и стрелковой подготовке, но и психологи.
Они могли поменять Москву на северную столицу. Им, по большому счету, без разницы где взрывать. У них настрой чересчур серьезный. Нельзя их недооценивать. Они слишком долго готовились и ждали, приобрели уже необходимые ингредиенты и, главное, детонаторы.
Горюнов успел за это время их неплохо узнать и мог делать некоторые предположения. Например, он считал, что они непременно начнут искать сообщников. Для них оптимально работать втроем. И скорее всего, третьим может стать родственник, которому доверяют, которого знают. Надо копать их дружеские и особенно родственные связи. Но это долго, хотя единственный шанс их найти, если исключить элементарную случайность, – сколько раз так бывало, что рядовой пацан-постовой опознавал по фотографии матерых преступников и задерживал. Новичкам везет.
Мать вросла в землю – еле доставала макушкой до его плеча. Седая совсем, только пучок ее учительский все так же остро топорщился на круглой макушке, такой родной. Петр и хотел видеть ее, и нет. Ему сейчас абсолютно не нужно было расслабиться, растечься пластилиновым пятном по паркету собственной квартиры от щемящей тоски и этой предательской расслабленности. Надо оставаться натянутой струной – выдержать, выстоять. А тут:
– Петруша, как ты изменился, только глаза узнаю. Выглядишь как араб, – мать гладила его по щеке, по бороде. – И борода эта. Ты как головорез из этих, из ИГИЛ[102]. А синяки? Ты ранен?
«Я и есть араб», – подумал он, осознавая себя именно таким – немолодым багдадцем. Это раздвоение существовало в нем особенно выпукло после возвращения. В Ираке он жил в большем ладу с самим собой.
За спиной матери раздался смешок Мансура, забавлявшегося, как его суровый отец растекается безвольной субстанцией под теплыми руками матери, которую не видел очень давно. Одного взгляда поверх пучка нежданной гостьи хватило, чтобы насмешника сдуло в комнату. Тут же Петр спохватился, что за насмешками
