Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
– Ты там, вообще, как? Зоров говорил, что у тебя контузия и ожог.
В этот момент Петр уже заметил в отражении зеркала побледневшую Сашу, слышавшую его последние слова. Она сверлила его негодующим взглядом, держа полотенце в руках.
– Я в порядке, Анатолий Сергеевич. Завтра все подробно доложу.
– Чайник опрокинул? – с угрозой в голосе спросила Саша. – Или пули у виска свистели?
– Шурочка! – раздался за дверью ванны спасительный голос матери, как ангела-хранителя. – Маня плачет.
– Ты у меня дождешься, Горюнов! – потрясла кулачком Саша.
А он подхалимски успел поцеловать ее в кулак и тут же притянул к себе и зашептал ей горячо в щеку:
– Я же здесь. Никуда не денусь. Стану старым и сварливым. Надоем тебе хуже горькой редьки. Еще наплачешься.
Горюнов подогнал к подъезду джип, поджидая Сашку. Александра выпорхнула из подъезда в темно-вишневом платье, строгом, соответствующем предстоящему мероприятию. Петру она нагладила черную рубашку и темно-серые брюки.
Петр не любил ходить в гости, считал это пустой тратой времени, если из общения нельзя почерпнуть информацию. «Лучше уж газеты почитать», – препирался он, когда Саша звала его к своим друзьям. Но сейчас он испытывал любопытство – никогда не был у бывшего шефа, тем более с супругой. Он покосился на свою супругу, понимая, как ей не идет это важное наименование.
– Я там буду как та самая писаная торба. Может, мне лучше не ехать?
– Мы уже едем, – напомнил очевидное Петр. – Потерпишь. Я бы не отказался быть в роли торбы. Поставили в уголок, никто не замечает, не достает разговорами. А ты со стороны за всеми наблюдаешь…
Саша посмотрела на него заинтересованно, но промолчала, зная по опыту, что, если он не продолжает развивать тему, значит, наводящими вопросами она ничего не добьется – или отшутится или промолчит.
– Зачем ты купил эту здоровенную машину? – сменила она тему. – Я в ней себя чувствую как в танке. Обратно мне тебя везти.
– А ты хотела «Оку»? – полюбопытствовал он. – У меня водительские права всех категорий. Могу КамАЗ, могу фуру.
– Прямо всех? – удивилась Саша. – Я думала, что все о тебе знаю. Улыбаешься? Все тебе шуточки.
…Напротив входной двери висел белуджи – молитвенный афганский коврик полтора на два метра с типичным с конца восьмидесятых годов военным узором – автоматом Калашникова по центру, с вертолетами, самолетами, танками и разноцветными гранатами Ф-1 по периметру.
Входную дверь открыл сам генерал, непривычный без галстука, с закатанными до локтя рукавами рубашки и в фартуке в черно-красный горошек. Он окинул взглядом осунувшегося Горюнова, лучезарно улыбнулся Саше и нагло чмокнул ее в щеку.
– А коврик из-за речки? – Петр сделал вид, что не заметил фривольный поцелуйчик. – Что, с тех времен?
– Представь себе, нет. Недавно презент передали, пока ты в командировке был. Об этом позже поговорим. Иди в гостиную, там Константиныч скучает с супругой и с Колесниковым. А я на кухню, у меня спецзадание – нарезаю и крышки отвинчиваю.
– Помочь? – вызывался Петр, подтолкнув в спину Сашку к двери в гостиную.
– Да я там никого не знаю, – зашептала она возмущенно.
– Прояви инициативу.
Он хотел переговорить с Евгением Ивановичем на трезвую голову. На огромной кухне хлопотали сразу три женщины. Теща генерала, совсем старенькая, в длинном бордовом байковом халате, разряженная жена Тамара Витальевна и дочь-студентка со странным именем Малала и томным любопытным взглядом, которым она смерила Петра, самого молодого мужчину в собравшейся сегодня компании.
Как супружница Александрова согласилась назвать дочь афганским именем – загадка. Но это напомнило Горюнову его историю с Дилар в Турции, и он подумал, что его связь с ней сошла ему с рук отчасти из-за лояльности генерала. Была в Кабуле у Иваныча какая-то смуглая Малала, как пить дать, была.
Петра погнали мыть руки и вручили терку, чтобы натирать сыр. Тамара поглядывала на Горюнова с интересом и довольно ласково. Ее напудренное пухлое лицо было миловидным, с ясными голубыми глазами.
– Петр, мы про вас наслышаны, – произнесла она, забирая у него терку, заметив, что по хозяйству использовать полковника бессмысленно. – То и дело слышим, как наш Евгений Иваныч по телефону спрашивает: «Ну что Горюнов? Как Горюнов? Есть новости от Горюнова?»
Александров с опаской взглянул на жену. Но не стал ее обрывать. Только сделал знак Петру, чтобы тот вышел на лоджию, дверь на которую вела из кухни.
– Петр Дмитрич – курильщик, – пояснил он домашним. – Пойдем перекурим.
– Тебе лишь бы не помогать, – добродушно проворчала Тамара. – Идите, толку от вас все равно никакого. Сейчас уже будем садиться за стол, так что недолго.
На просторной лоджии стояли два плетеных кресла и круглый столик со стеклянной столешницей и металлической пепельницей в центре в форме кленового листа. В доме во всем чувствовалось присутствие аккуратной хозяйки.
Мужчины сели. Петр закурил, поглядывая на еще светлое небо в розовых закатных разводах. Внизу, во дворе, уже сгустились сумерки. Визжали дети на школьном дворе, звонко стукали об асфальт скейты – мальчишки катались.
– Значит, так, – генерал снял фартук и повесил его на спинку кресла. – Завтра вылетаешь в Софию. Константиныч тебе говорил. Ты знаешь, что у меня есть сын? Он в Афганистане, в Герате сейчас.
– Вы и моего хотите отобрать, раз своего отправили куда подальше? – не удержался Петр, закуривая.
– Дерзкий ты и недальновидный. Ну да ладно. – Александров откинулся в кресле. – Расспросишь Марианну о тайниках. Возможно, она в курсе, хотя сомневаюсь, что Теймураз ее посвящал. Попытаешься уговорить вернуться назад. Так нам было бы спокойнее. Да и ей.
– У него здесь никого больше близких, кому можно было бы передать награду?
Генерал покачал головой.
– А что Тарек? Как он вырвался? – вспомнил о своем багдадском напарнике Петр.
– Кюбат его отпустил, продолжая наблюдение. Но араб, едва вырвался, ушел из-под наблюдения и направился к Кану. Этого человека порекомендовал ему твой Недред. Через него, кстати, удалось получить для тебя рекомендацию для внедрения в группу на Кавказе. Тарек с его помощью в обход официальных путей перебрался в Сирию. Там он себя чувствует гораздо спокойнее вдали от Кюбата. Но планирует выйти с ним на контакт.
– Зачем? – Горюнов изобразил удивление почти правдоподобно, поймав на себе изучающий взгляд генерала. – Он слишком рискует. Галиб, то есть Кюбат, не простит ему самовольства – отрыв от наружки, нелегальный переход границы. Только если они с ним оговаривали такой план. Нет, не понимаю.
– Да это тебя уже и не касается.
– Как же? Я вроде как слуга двух господ.
