Менеджеры халифата - Ирина Владимировна Дегтярева
Вдоль зала кое-где сидели родительницы, допущенные до занятий. Поскольку занималась младшая группа, то матерей пока еще пускали. Чем старше становились дети, тем строже были правила.
Марианну он увидел сразу, в дальнем углу, у высокого окна, из которого свет падал на нее снопом, подсвечивая каштановые волосы, собранные в хвост. Она сидела с прямой спиной, тоненькая, нисколько не изменившаяся. Такой помнил ее Горюнов.
Ее предупредили, что кто-то приехал из Москвы, но она явно не ожидала увидеть Петра. Пытаясь подавить волнение, когда заметила его в дверях зала, достала носовой платок, опустила голову и комкала платок в руках.
Он прошелся по залу, поглядывая на работающих у станка маленьких девочек в белых юбочках и маечках. Приблизился к Марианне.
– Разрешите, пани? – спросил он по-русски с польским акцентом.
Она повела рукой, демонстрируя, что не возражает. Довольно громко звучала фортепианная музыка, и можно было разговаривать спокойно, их никто не услышал бы.
– Что известно о Муре? – спросил, как ему велели, Петр с внутренним содроганием.
Марианна вскинула на него узкое лицо с бледной молочной кожей.
– Ты шутишь? Вы там с ума посходили, что ли? Он погиб. Мне сообщили так…
– Кто конкретно? Ты хоронила его?
– Нет, они сами. Сказали, что в Турции. Приезжал такой носатый, с низким лбом. Я его не знаю. Он даже никак не представился. Угрожал. Запугивал. Сказал, что должен забрать все документы, что были в столе у Теймураза. А неделю назад, когда мы ездили с девочками к стоматологу, перевернули вверх дном всю квартиру.
– Ты заявила в полицию?
Она передернула плечами и усмехнулась:
– Нет, конечно. Я не хочу обращать на себя внимание властей.
– Ты можешь переехать в Россию. Это даже лучше для тебя и детей, будешь в безопасности. С квартирой проблем не возникнет. Тебе во всем помогут. Тем более тебе передадут Звезду Героя, которой наградили Мура посмертно. Это льготы для тебя и девчонок.
– Я никуда не поеду. И никаких ваших орденов мне не надо.
Он бы понял, если бы она сказала это со злостью, мол, мужа не вернешь, зачем мне все это. Но Петр увидел ее абсолютное спокойствие и равнодушие.
– Оставь у себя эту его награду. Вы же с ним были друзьями, – добавила она. – А в безопасности я себя теперь нигде не буду чувствовать. С меня словно содрали кожу и выбросили на улицу. – Марианна посмотрела на него и улыбнулась снисходительно. – Да что я говорю? Тебе не понять. Ты такой же оголтелый. У тебя даже взгляд, как у него. Помнишь, в нашем советском пионерском детстве книжки, плакаты, и там везде пионеры с сияющим взором, устремленным в светлое будущее? Вот и вы с Теймуразом такие. Верите во что-то эфемерное…
Горюнов не собирался ее переубеждать, испытывая душевную боль. Он только сейчас осознал, что гибель Мура для него самая горькая утрата после смерти отца и Дилар. Даже Зара отступила на задний план. Но больше всего ранило поведение Марианны. Когда Теймураз женился, Петр ему даже позавидовал. Во всем Мур ему казался успешным – и жену нашел красавицу, и по службе удачно все шло, и друзья…
Петр подумал, что Мур забрел на лед, покрывавший пруд, и лед казался со стороны крепким, блестел на солнце обманчиво. А как только Сабиров очутился на глубоком месте, все стало трещать, раскалываться, и он погрузился в пучину смерти и забвения. Вспомнят ли его дочери, которые уже сейчас почти забыли русский язык и лопочут по-болгарски?
Поискав глазами дочерей Мура в белых юбочках и маечках, Петр не смог их выделить среди других девчонок. Он бы сейчас же встал и ушел, но обязан был спросить о главном:
– Он ничего не оставлял?
– И ты туда же! Вам всем от него только это и надо.
– «Это» было его работой. И он хорошо ее выполнял.
Она достала пудреницу из сумки, начала подкрашивать помадой губы. Петр уже не ждал от нее чего-то важного, но она вдруг нехотя сказала:
– Он просил передать только тебе, словно догадывался, что именно ты приедешь. Никому другому. Это на ЖП гара.
– Где? – удивленно переспросил Горюнов.
– У нас так называют Центральный железнодорожный вокзал. Это на бульваре Княгини Марии Луизы. Централа гара София. Там есть гардероб, – она запнулась и пояснила. – Камера хранения. Я не знаю деталей, он меня не посвящал. Сказал лишь, чтобы ты туда пришел к двум часам в любой день и спросил у Албены Добревой, как ее Радко, ходит ли в школу?
– Ты дословно помнишь?
– «Как ваш Радко? Ходит ли он в школу?» – раздраженно повторила она. – Все это глупо и мучительно. Все эти ваши пароли, тайны. За мной и так следят непрестанно весь последний месяц. Раньше изредка или когда Теймураз приезжал домой. Топтун и сейчас стоит на улице.
– Его видно из окна? – спросил Петр таким голосом, что Марианна вздрогнула.
– Господи, та же интонация, что у Теймураза, когда он искал везде врагов. Вон он, – она указала взглядом на худощавого мужчину в бежевой рубашке с коротким рукавом и таких же легких бежевых брюках, сидящего на краю фонтанчика.
Ничего необычного, присел человек освежиться в жаркий день около фонтана, от которого мелкая водяная пыль оседала и на асфальте. Разве что слишком внимательно поглядывал на дверь хореографической школы.
– Ты женился? – вдруг спросила она, впервые за разговор поглядев на Петра так, словно наконец его увидела. До этого смотрела как бы сквозь.
– Зачем тебе это? Ну женился.
– И дети есть?
– Двое, – он умолчал, что ждет третьего.
– Странно. Мне кажется, ты совсем не изменился. Шрамы только появились. А так все такой же, закаменевший, что ли. Я никогда не понимала, почему Теймураз настолько к тебе привязан. Ты как солдат в царское время, который служит уже двадцать пять лет и тянет свою лямку со скорбной покорностью Богу и преданностью царю-батюшке. Удивительно, что у такого, как ты, существует личная жизнь. Или это тоже легенда, служебная необходимость?
– Я списываю твое хамство на то, что ты расстроена… Когда он оставил это послание для меня?
– Дня за два до отъезда в Стамбул. За нами тогда очень настойчиво наблюдали.
– Если тебя будут вызывать наши на встречу, приходи, – попросил Петр, пересиливая свою неприязнь. – Речь может идти о безопасности твоей и детей.
Она кивнула, и он встал, прошелся еще вдоль низкой
