Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Чего вы тут графов да фонов приплетаете? В стране социализма графы изжиты. Приват-доцентом был, не отрицаю. Но это не подсудно, приват-доценты разрешаются, да-с. И патент у меня есть, и вообще я личность легальная, хотя и с одним глазом...
— Эх, Филимонов, Филимонов! Не признаешь? Старого знакомого не узнал, Иван Игнатьевич?
— Филимонов — это я, не отрицаю... Позвольте, позвольте...
И вдруг продавец счастья узнал:
— Батюшки! Никак вы, господин Веревкин?!
Теперь уже Веревкин струхнул:
— Немного потише, Иван Игнатьевич. Дело в том, что я больше не Веревкин. Бережнов. Иннокентий Матвеевич Бережнов. Понимаешь?
Старик затрепыхал полами пиджака и стал похож на своего снегиря, когда тот заглатывал лакомство.
— Все! Могила! Значит «ксиву» новую выправили? Все. Товарищ Бережнов. Запомнил. Веревкин канул в лету забвения. А так — выглядите вполне импозантно. Животик. А я вот с этой глупой птицей таскаюсь, счастье по дешевке распродаю. Это я-то? А?
— Ничего, Иван Игнатьевич. Вы же сами говорили — фатум.
— А взгляд у вас прежний, соколиный. Кажись, места во мне живого не осталось, стал похож на черного пирата из серии «Загадочное убийство на Пятом авеню», а вы мигом распознали. Подточенные на корню миры рухнули, мировые катаклизмы стали повседневным фактором, все человечество пропущено через сепаратор историй, а он глянул — и будьте любезны, за ушко да на солнышко: приват-доцент, граф Бутурлин... Путиловская школка-с!
— Ты, Филимонов, болтливым стал. Раньше этого за тобой не водилось.
— Молчу, товарищ Бережнов. Бережнов! И фамилию-то выбрал многозначительную: береженого бог бережет. А болтливость от возраста. Чем меньше человеку остается говорить, тем больше спешит он высказать.
Тридцать лет назад Андрей Андреевич охотился за крупным железнодорожным вором и аферистом Филимоновым. Работал Филимонов только в курьерских поездах и только с пассажирами первого класса. Элегантно одетый, с отличными манерами и хорошо подвязанным языком, он ловко обрабатывал свою клиентуру. То выдавал себя за графа Бутурлина, то за прибалтийского заводчика фон Штоффа... Дамские сердца и дамские ридикюли особенно легко раскрывались «ротмистру Невзорову», румяному, наглому, с раздушенными усами. Веревкин поймал наконец Филимонова и упрятал в Кресты. Филимонов выкрутился, купил и адвокатов, и судей, был оправдан и уехал за границу...
— Вот встреча! — потирал руки Веревкин. — Нам бы надо где-нибудь в подходящем месте подробнее поговорить.
— Мест подходящих много, только разговор-то получится ли? Вы, надо полагать, в «уголке» работаете?
— В каком уголке?
— Ну, в уголовном розыске.
— Нет, Филимонов, совсем по другой части. Как бы это сказать? Скорее — по музыкальной.
— Так, так. Значит, другая музыка пошла.
Веревкин очень боялся упустить из рук Филимонова. Оглянулся, нет ли нежелательных слушателей поблизости. Но базарная суета была отличной завесой.
«Надо его сразу заинтересовать. Если он «уголка» боится, значит, мне с ним не опасно».
И Веревкин еще тише добавил:
— Я в ваш лагерь перекинулся.
— Да ну-у?!
Филимонов тоже, видимо, прикидывал, нет ли подвоха.
— Silentium! — сказал он, поднимая вверх указательный палец с желтым от табачного дыма ногтем. — Есть одно злачное место. Я пошел. А вы не теряйте меня из виду.
— Не бойся, не потеряю, — бодро ответил Веревкин.
Еще бы потерять! Снегирь действительно вытащил Веревкину счастье. Кстати, какое сегодня число? Седьмое сентября! «Твой счастливый месяц — сентябрь, твое число — семь». Все как написано в билетике! А уж Филимонов-то знает кой-кого из тех, кто не в ладах с законом! Сегодня повезло не только мне, но и чуточку Патриджу!
Место, куда они пришли, действительно было подходящим. Во-первых, домик находился в саду, среди яблонь и слив. Во-вторых, в домике были они двое. Филимонов сам отпер замок, вытащив из-за косяка ржавый ключ на веревочке. Откуда-то появились и белый пышный хлеб, и спелый арбуз, и поллитровка водки, и копченая таранька.
— Я ведь не пью.
— Как можно! Такая встреча!
Приват-доцент наполнил две стопочки, большие и довольно грязные. Он мигом осушил свою.
— Вот так и живем. Мелкокалиберно. Хватает на водку и огурцы.
— Но ведь, конечно, птица твоя — только ширма. Посерьезнее-то работенка есть?
— Как вам сказать... Риск большой, а польза мизерная. Я в мизер не играю. Вы, конечно, может быть, не в курсе. Измельчало наше существование. Все зажато в тиски. Не жизнь, а понедельник. А потом, судите сами, разве это деньги? Какой смысл мне, знаменитому Бутурлину, забрать в вагоне у командированного товарища чемодан с полотенцем и мылом плюс аккредитив? А даже если там кой-какое барахлишко? Например, расчудесные туфли, самый шикарный Костюм? Что еще? Безопасная бритва? Эх! Не мне вам рассказывать и не вам слушать! В тысяча девятьсот двенадцатом, как сейчас помню, я княгиню Гагарину обобрал... Одних бриллиантов у нее было тысяч на двадцать. Так ведь тысяч! Французская булка пять копеек стоила. Сливочное масло парижское из подогретых сливок — сорок копеек фунт, сиречь рубль килограмм, батенька мой... Нет, как хотите, я — пас. Да и года не те, стар стал. Так, изредка балуюсь, больше для воспоминаний, чем для пользы. Обтяпаешь дельце — и опять в кусты. Аферист в отставке, без пенсии и мундира.
— Однако есть же и сейчас настоящие?
— Масштабы не те.
— Я так понимаю, Иван Игнатьевич: ежели рубль, к примеру, стал дешевле в пятьдесят раз, значит, и воровать надо в пятьдесят раз больше? Так на так и получится.
«Кажется, напрасно я радовался. Старик-то, видать, в тираж вышел. Но связи-то у него остались? Нет, нет, он может мне пригодиться...».
— Не в том дело, любезнейший, — .вздохнул Филимонов, нарезая арбуз, — совсем не в том дело.
— А в чем же?
— Круто за нас берутся, вот в чем секрет. То были для нашего брата пустяковые сроки: два-три года, да и тех не отсидишь — зачеты, скидки, то, се, пятое, десятое... А теперь шутки в сторону, хватают — и в сумку, а кому это приятно? Просто, знаете, нет расчета.
И Филимонов стал грустно есть арбуз, выплевывая косточки на пол.
— По-твоему, выходит, все перетрусили, и нарушителей закона в России не осталось?
— Остались. Мало, но есть. И воры, и скокари, и фармазонщики, и с «куклой» работают. Не без того... И все же не тот вор нынче... совсем не тот.
— Видишь ли... Вот бы мне с кем знакомство свести!
— Охотитесь? Вы-то, говорю, ловите да в мешок?
— Что
