Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
Патриджу ничего не было известно о мистере Вэре, кроме того, что мистер Вэр ни черта не делает и неизменно жалуется на трудности. Не мог же Патридж признаться, что ему что-нибудь неизвестно из того, что известно Камерону. Поэтому Патридж сказал только:
— Гм...
— Вэр провалился, — сделав приличную паузу, сообщил Камерон. — Вэр провалился, арестован, но, слава создателю, умер от кровоизлияния в мозг, не успев выдать самые важные свои связи.
— Блэкберри?
— Я имею в виду именно этого джентльмена.
«Он и сообщил Камерону, — яростно подумал Патридж. — Впрочем, я давно знал, что он за птица. Но почему сначала ему? Почему я должен получать сведения у этого поджарого англичанина, когда держу целый штат своих людей?!».
— У меня сведения несколько иного рода, — загадочно ответил Патридж, чтобы поддержать авторитет своей фирмы. — Но арест Вэра меня не очень огорчает. Как вы помните, я всегда скептически относился к этому вашему мероприятию. Самое талантливое, что сделал этот толстый сыщик, — это то, что он своевременно умер. Еще было бы лучше, если бы он скончался значительно раньше, не покидая гостеприимной Великобритании... которая подбирает всякий хлам.
Камерон, видя, что Патридж ничего не знал и что он взбешен, услышав сообщение своего английского коллеги, вполне удовлетворенный, рассыпался в любезностях, выразил восхищение проницательностью, тонким умом и остроумием полковника, затем многократно извинился, что не имеет времени еще насладиться беседой с талантливым... тонким... и так далее и тому подобное...
И Камерон исчез, предоставив Патриджу полную возможность шуметь, бесноваться, стучать кулаком и грозить всеми карами небесными и земными.
Был вызван Весенев.
С раздражением разглядывал полковник своего консультанта, придумывая, как побольнее его уколоть, этого всегда аккуратного, корректного, расхаживающего с независимым видом холуя.
— Какие новости? — ехидно спросил Патридж своего консультанта, чтобы точно установить его неосведомленность.
Весенев сдержанно, с выработанной у него позой собственного достоинства, стал пространно докладывать о каких-то пустяках. Патридж слушал с нарастающей злобой. Шея его краснела, надувалась, как хобот индюка.
— Отлично! — загремел он. — А что слышно относительно Вэра?
— Пока ничего нового, — грустно ответил Весенев.
Но он уже почувствовал, что к Патриджу поступили какие-то дурные вести и что должна разразиться гроза.
— Совсем ничего?
— Я вообще невысокого мнения о его работе. Было бы полезно послать к нему подкрепление... и сделать все зависящее...
Весенев замолк, увидев посиневшую шею патрона и заметив, что у него кровью налились его бычьи глаза.
— Да, да, все зависящее?
— Вы имеете полное основание быть недовольным глупейшей историей с этим Диком...
— С этим Диком? Плевать я хочу на Дика! К неудаче с вашим Диком можете добавить еще и Вэра! А сами — убираться ко всем чертям с такой работой!
— Как прикажете вас понять?
— А как вы прикажете вас понять? Что говорить о русском отделе, если мне приходится получать информацию о непосредственно касающихся меня делах из чужих рук?
— Да, но этот Дик...
— Какого черта вы привязались к этому Дику? Я говорю о Вэре, о Вэре — поняли вы наконец?! Ваш милейший соотечественник, эта старая подошва, этот сыщик, играющий на скрипке, арестован, допрошен, разоблачен! Почему я узнаю об этом от Камерона? Почему я должен получать такие пощечины?
— Если Вэр арестован, значит и Блэкберри... Естественно, что произошел временный разрыв... Факт печальный, но не очень неожиданный. Вэр не мог слишком долго продержаться. Я всегда был в этом убежден...
— Вы все путаете! Если арестован Блэкберри, от кого же получил сведения Камерон? Блэкберри целехонек, а Вэр, к счастью для нас, скоропостижно скончался. Единственно умная вещь, какую од сделал в жизни. За это ему многое прощается. А вас я просил бы объяснить, почему вы ничего не знаете? Может быть, мне вам нужно докладывать? Я вас должен держать в курсе всех событий, а не вы меня?
— Конечно, это непростительный мой промах, и вы будете правы, если выгоните меня в три шеи...
— Я это всегда успею сделать, но пока что я не хочу кормить кого бы то ни было крохами с моего стола. Вы так дешево не отделаетесь, вы должны исправить грубые свои ошибки и доложить мне, что вы собираетесь делать дальше. В конце концов в чем тут дело? Почему у нас неудачи?! Надо проанализировать, понять, исправить. Поймите, что мы не можем позволить себе такой роскоши — терпеть неудачи! Нам полагается преуспевать! Даже когда у нас что-нибудь плохо, мы должны кричать на весь свет, что у нас дела лучше всех!
2
«Как бы не так! — думал Патридж после ухода Весенева. — Выгнать его! И подарить англичанам! Нет, голубчик, вы слишком много знаете, чтобы переходить из одной фирмы в другую, как какой-нибудь клерк! Вы будете или служить у меня или вообще пойдете к дьяволу. Вы связаны с офисом навсегда. Только смерть позволит вам выйти в отставку».
Патридж устал наконец бесноваться. Положение было слишком серьезно. Одними вспышками гнева тут не обойтись. Слишком много неудач и слишком мало успехов! Это может наконец отразиться и на его собственной карьере!
Ведь кажется — денег не жалеем? Работаем не покладая рук! Поставили дело разведки на коммерческую ногу! В чем же тут дело? Разве не расходуется ежегодно кругленькая сумма на подготовку диверсантов? Разве мы не расплачиваемся великолепными долларами за каждую грязную услугу?
Патридж был умен, хитер, безжалостен, отлично знал свое дело и по самому своему положению был осведомлен об очень многих вещах. Он знал все, что делается в мире. Почти все. А когда чего-нибудь не знал, не мог докопаться, он приходил в бешенство.
— Мы должны все знать! — кричал он в таких случаях на своих подчиненных.
Да, он многое знал. И вот в чем он никогда бы не сознался ни одному человеку, пожалуй, даже самому себе, — это в том, что ведь простые цифры говорили о том, что они — весь этот коммунистический, ненавистный Патриджу мир — движутся быстрее, создают больше, чем другая сторона, запутавшаяся в противоречиях, отживающая свой век. Патридж это знал. Но он всегда утверждал противоположное.
Патридж больше не бушевал. Он сидел за столом и думал. Время от времени он делал глоток адской смеси, которая у него была приготовлена, и опять погружался в горькое раздумье.
Позвольте! Может быть, доллар
