Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
Он вырвал листок блокнота, свернул вчетверо. Страх охватил его: так внезапно... при огромном стечении людей...
— Вот, Ирина Сергеевна, я написал.
Он протянул записку. На миг почувствовал прикосновение ее руки. Он смотрел. Вот она нерешительно развернула листок. Она поняла, что тут написано что-то очень важное. Байкалов видел, как румянец разлился по ее шее. Нина пыталась заглянуть. Ирина свернула листок вдвое.
— Нина! — крикнул Игорь от двери. — Срочно!
Нина вскочила с места:
— Я сейчас приду, пусть никто не занимает... — и стала протискиваться к выходу.
Ирина открыла сумочку. Носовой платок. Коробка грима. Роль. Она достала гримировальный карандаш и на обороте роли написала густо-вишневым тоном грима: «Мне кажется, я тоже».
И передала роль Байкалову.
Но вот и открыт занавес, и Агапов сказал приветствие. Гремит оркестр. Туш. Березовский поглядывает на гостей: каков оркестр?
— Нам уже пожаловались на вас, — шепчет Василий Васильевич, — что вы украли у мостовиков тромбониста...
Аплодисменты. Когда аплодируют бурильщики, это что-нибудь да значит! Звук получается убедительный. Аплодируют на совесть.
— Товарищи! — сказал Байкалов, выходя на сцену и приближаясь к рампе. — До чего же хорошо жить!
Все заулыбались этим неожиданным, неофициальным словам.
— Нет, серьезно! Как подумаешь только: до чего чисты наши побуждения, до чего отрадны наши цели, к которым мы идем! Ведь мы действительно без дипломатии, без всяких там ходов, бесхитростно — хотим строить, хотим дружно жить. Мы по складу своего характера, по убеждениям — мирные люди. Понимаете? Мирные люди!
Байкалов спокойно переждал аплодисменты;
— Мы воевали, и неплохо, кажется? И все-таки мы мирные люди. Чего мы хотим? Хотим устраивать себе жилища, дороги, красивые курорты и цветники... Конечно, одновременно с цветочками мы вынуждены приготовлять еще кое-что, как говорится — на всякий пожарный случай. А мы рады были бы, от всей души были бы довольны, если бы и другие народы занялись клумбами. Мы воюем, только когда нас вынуждают...
Зал внимательно слушал.
— Вот клуб вы сделали хороший. Кто глянет, тот скажет: клуб хоть куда. А капиталистам кажется, что это наши происки, наша пропаганда. И они боятся нас как огня...
Нина Быстрова, оглянувшись на Ирину, чтобы молча выразить восхищение (так просто, доступно говорит!), была поражена счастливым лицом подруги. Тогда она перевела взгляд на Байкалова. Потом опять на Ирину. И все поняла. Так вот оно что!
Между тем Байкалов рассказывал о том, что происходит сейчас в различных странах: как преследуют прогрессивную мысль в Америке, какая борьба идет во Франции, в Японии...
— Ведь это нам только примелькалось, — говорил он, — а задуматься: какой дикий бред! Будто человечеству нечего больше и делать, как изготовлять все больше и больше танков, бомбардировщиков, атомных бомб! А если бы все эти средства бросить на устроение жизни? Разве плохо создавать искусственные моря, орошать пустыни? Новая жизнь несет новые скорости. Наш турбокомпрессорный реактивный двигатель может работать практически неограниченное время. Ведь это уже не мечты, товарищи! Это наш сегодняшний день! А что же будет завтра?
В зале опять захлопали. Сбоку, около самого выхода, сидел Раскосов. Он тоже хлопал, но горбился и прятал лицо. Он стискивал зубы и рад был, что все внимание зала обращено на сцену. Вероятно, на его лице не было, черт возьми, написано энтузиазма.
А Байкалов продолжал:
— А сколько нам предстоит еще сделать? Разве мы можем, например, терпеть такое положение, что жизнь человека так коротка? Недопустимо это! Мы должны добиться, чтобы человек жил двести лет, не испытывая ни усталости, ни дряхлости! Доказано, что это можно сделать. И сделаем! А заразные болезни? Сколько же можно терпеть существование заразных болезней? И болезней вообще? Мы должны заставить служить человеку верной службой и солнечное тепло, и ветер, и подземную и атомную энергию. Мы должны обезвредить наводнения, ураганы, землетрясения... Надо же наконец почувствовать себя полными хозяевами на собственной нашей планете — Земле! Думаете, это все? Вон и наш начальник производственно-планового отдела что-то записывает, наверное, у него тоже есть на примете какие-то задачи и дела. Но я еще не все перечислил, Василий Васильевич. Да и не перечислишь всего. Мы хотим жить просторно, широко. Надо отвоевать, приспособить для жизни болота, горы, пустыни, тайгу, тундру, даже морское дно! Надо научиться управлять погодой, передвигать облака, распоряжаться в соответствии с пользой дождями и ясной погодой, снегом и жарой! Вот чем заняты наши лучшие умы, а не выдумыванием средств массового истребления! Чувствуете, сколько работы предстоит? Одна интереснее другой. Это вам не пушки отливать! Это радостная, упоительная работа! А для первого случая давайте построим очень хорошую Карчальско-Тихоокеанскую магистраль, дорогие друзья и товарищи!
Надо было слышать аплодисменты и одобрительные крики, которые долго сотрясали стены клуба, когда Байкалов кончил говорить и спрыгнул в зрительный зал. Но всех звонче раздавались голоса Нины и Ирины, они даже раскраснелись, до того усердно хлопали и кричали «браво».
Но тут грянул духовой оркестр, затем вышел конферансье и объявил начало концерта.
6
Хор исполнил «Песню охотников» из «Волшебного стрелка» Вебера, «Дороги», «Калинку». Игорь и Нина станцевали ритмический танец. Вадим Павлович Колосов спел арию Руслана и «Песенку Бурша».
Широкова села рядом с Байкаловым и поминутно спрашивала:
— Ну как? Правда ведь, молодцы?
Во время чеховского «Медведя» в зал вошел человек. Он кого-то внимательно высматривал и бормотал: «Вот черт! Где же он?» Причем явно был очень взволнован.
Вдруг он воззрился на сцену. «А-а!» — воскликнул он. Он узнал загримированного Раскосова, выскочил из зрительного зала и, обойдя здание клуба, ворвался за кулисы, расталкивая хористов, музыкантов, рукой отстраняя режиссера, пытавшегося его остановить.
— Безобразие! Уведите его! — шепотом возмущались участники концерта.
Но пьеса шла, занавес был открыт, и никто не решался объясниться с посторонним лицом, опасаясь, что это вызовет шум.
Наконец пьеса кончилась. Занавес закрылся. Аплодисменты. Снова занавес уползает вправо и влево. Ирина и Раскосов кланяются и улыбаются публике. Все.
Как только Раскосов оказался за кулисами, его схватил этот загадочный человек и потащил к выходу, что-то нашептывая.
— Да что такое? Говори толком!
— Кайданов прислал. Там Горкуша пьяный разбушевался. Бегает с револьвером, кричит: «Подайте мне Агапова!» Совсем обезумел.
— Идиот! — прошипел Раскосов. — Что же его не связали?
— «Не связали»! Он с пьяных глаз очень просто пристрелить может. Народ шарахается от него. Разговоры пошли... Кайданов: «Беги, говорит,
