Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
— Ладно, познакомимся...
Домик стоял на отшибе. Он не был огорожен, хотя две-три гряды возле него доказывали, что охотник любит приправу к дичинке.
Он был дома (сегодня Байкалову во всем везло). С любопытством разглядывал Байкалов таежного властителя. Маленький, бойкий старичок был полон собственного достоинства. Сдержанно радушен, милостиво приветлив. Одет просто, но складно, все удобное, аккуратное: и карманы, и покрой. И трубка у него была заслуженная, обкуренная, уютная. Он посматривал на всех сощуренными хитрыми глазами. Не смотрел, а прицеливался.
— Добро пожаловать, гостюшки. Как поживать изволите, Михайло Александрович? Все строите? А вы, товарищ военный, охотой интересуетесь? Сами откуда будете?
В жилище было чисто. Пахло мехом. На стенах висели шкурки. Некоторые на распялках. В углу стояло чучело крупного глухаря. Прочный простой стол был накрыт домотканой скатертью. На самом почетном месте висела двустволка.
Сели, закурили. Байкалов предложил охотнику папиросу, тот отказался и в свою очередь предложил, доставая кожаный кисет:
— Может, моего забористого спробуете?
Начались «охотничьи» рассказы. Байкалов рассказал, как он охотился на кабана на Северном Кавказе.
— А вы, Иван Семеныч, про лосей расскажите, — попросил Березовский.
— Про лосей чего рассказывать, — бойко начал Иван Семенович, потягивая трубку. — Известно, лось — он и есть лось. Беда в тайге зверю от мошки, ст гнуса да от овода и комара. До чего доходит: лось — животное нежное, шерсть у него опять же короткая, так в летнюю пору, в жаркую погоду, залегает лось в воду — одна голова торчит. Только тем и спасается.
— Соображает!
— А как же? Лесной зверь сметлив да смышлен. Я, бывало, на лося в лодке ездил. Как на рыбную ловлю!
— Вон что!
— Сажусь этак за весла и плыву вверх по течению, а сам с воды глаз не спускаю. Глядь — травинка плывет. Свежая. Откуда быть травинке? Значит — лось. Хватил клок и жует, забравшись в воду по самое горло. Ну, тут уже надо умеючи подойти. Он тут близко. Если бы не травинка, его сразу не различить. Торчат рога на поверхности, можно подумать, что коряга.
Очень хорошо рассказывал старик охотник. Байкалов пригласил его как-нибудь побывать на Лазоревой. Поговорили они об охотничьих ружьях, об охотничьем снаряжении. Байкалов пообещал дроби прислать. Но в компанию к нему не напрашивался, тот сам предложил:
— Я оповещу, когда лося можно брать. У меня и лодка есть. Покатаемся. Ты, вроде, настоящий охотник, по всему видать. А наши все — кто они? Просились они, да чего их брать, с ними ворон пугать только.
До крыльца проводил гостей Иван Семенович. Но Березовский так легко не выпустил из рук Байкалова. Он затащил его к себе домой, познакомил с Надеждой Петровной, показал Вику. А там уже пора было и в клуб.
5
Михаил Александрович злился, что долго не темнеет. У него устроен был над клубом транспарант, светящаяся надпись: «Да здравствует Первое мая!» Из-за того, что было еще светло, пропадал весь эффект.
Зато внутреннее убранстве клуба было видно во всем великолепии. На стенах только что написанные художниками картины. Над сценой лозунг: «Производительно работать, культурно отдыхать!» Живые цветы... Гирлянды... И всем почетным гостям. преподнесены художественно оформленные программы.
Михаил Александрович раз десять бегал за сцену, давал указания, спрашивал, все ли готово. Особенно его беспокоил оркестр. Он любил музыку и даже переманил двух музыкантов из оркестра мостовиков.
Официальную часть предполагали построить таким образом: Агапов поздравит с праздником и предоставит краткое слово Байкалову. Решили это дело не затягивать: после концерта предстоял еще торжественный ужин.
Зрительный зал был набит битком. Концерт еще не начинался, а уже духота. Кто-то курит, пряча папиросу от завклубом и строя невинное задумчивое лицо.
Ружейников беседует с Василием Васильевичем, и Василий Васильевич кратко излагает ему историю тоннелей, начиная от сохранившегося до наших дней тоннеля египетского фараона и кончая современным, протяжением в двадцать — двадцать два километра. Но тут Василий Васильевич явно плавает, и подоспевший Колосов поправляет его.
Ирина и Нина участвуют во втором отделении, поэтому сидят сейчас в зале. К ним поминутно подбегает Игорь.
Занавес колышется. На сцене что-то приколачивают, что-то волокут. Слышно, как настраивают скрипку и как дирижер оркестра ругает опоздавшего аккордеониста.
Затем чей-то голос авторитетно говорит:
— Можно начинать!
И сейчас же дребезжит и заливается звонкой трелью электрический звонок. Публика поспешно рассаживается. Занавес открыт. Задняя декорация изображает озеро, парк, аллею.
На сцену поднимается из публики Агапов. Его встречают аплодисментами. Он улыбается. Он краток. Он только поздравляет с Первым мая, выражает удовольствие, что работы на тоннеле идут успешно, благодарит весь дружный коллектив тоннельщиков.
Снова аплодисменты. Зимин-Раскосов кричит из. публики, встав со своего места:
— Честь и слава руководителю строительства Агапову и его верным помощникам! Привет!
Зал аплодирует. Но экспромт Раскосова не очень понравился. Березовский морщится: ни к чему это. А в общем — ничего страшного. Ну, выскочил, ну, сморозил...
Раскосов садится на свое место и посматривает с независимым видом. Довольны или недовольны, скажут ли, что подхалимаж, или ничего не скажут, — а лесть никогда еще не приносила вреда льстецу. Во всяком случае запомнится, что выкрикнул именно он, Раскосов. И Раскосов достаточно громко говорит кому-то сидящему рядом — первому попавшемуся:
— Понимаешь — само вырвалось. Он нас приветствует... Надо же и нам ответить, массам... не по-казенному...
Байкалов, сидевший впереди, во втором ряду, оценил и старания тоннельщиков по украшению клуба, и живые цветы, расцветшие здесь, в тайге. Ему нравились смуглые молодые лица рабочих. Крепкий народ.
Нина с Ириной сидели совсем близко от него. Ему слышно было, как они пересмеивались, как Нина ответила Игорю: «Успеем еще загримироваться в антракте!».
«Я должен, — думал Байкалов, — я должен ей немедленно сказать. Я больше не могу таить это в себе!».
Нина наклонилась вперед и. насколько могла тихо сказала:
— Товарищ Байкалов! Вы нам аплодируйте! Во втором отделении, после «Не искушай меня без нужды»...
Байкалов достал блокнот. Подумал и написал:
«Дорогая Ирина Сергеевна!».
Ему не понравилось такое обращение. Он перелистнул блокнот и написал на чистом листке:
«Милая Ирина Сергеевна!».
Затем решил, что напишет: «Ирина».
«Ирина! Я не могу больше удерживать это
