Воля народа - Шарль Левински
Элиза? А она-то при чём? Общие розыски для неё закончились. «Нам следует подвести черту под этой темой», – сказала она.
И всё-таки… Элиза была единственным человеком, с которым он мог бы поговорить об этой ситуации.
Он взял такси, хотя они и были слишком дороги.
34
Уже в машине он сообразил, что было неразумно являться к Элизе без звонка. Если у неё как раз сеанс терапии, она исцеляет своего пациента, обихаживает его, пользует, или как там это называется на жаргоне её ремесла, то получится стыд и позор. Конечно же ему следовало сначала позвонить, но его мобильник курсирует где-то между Цюрихом и Женевой туда-сюда, а может, уже очутился в бюро находок. Ну и ладно, неважно, предупредил он Элизу или нет, ему необходимо с ней поговорить, прямо сейчас, ему надо было с кем-то обсудить события этого дня, а не то у него взорвётся голова. Она поначалу не поверит тому, что он ей расскажет, он бы и сам не поверил, но шаг за шагом он её убедит, поначалу сообщив ей, как его насторожило расхождение между двумя цифрами, двенадцать романов было у Цезаря Лаукмана или всё-таки тринадцать; как Фишлин помог ему найти недостающую книгу, Всем боссам босс, и как он в этой книге обнаружил параллели, невероятные параллели, Ромул убивает Рема, и точно так же был застрелен Моросани. И только после этого он перейдёт к тому, что произошло сегодня, как он в Вечерней заре отдал визитную карточку Фишлина, а несколько часов спустя с Фишлином случилось это несчастье, которое отнюдь не было несчастным случаем с упавшим стеллажом. Он выложит ей всё, пункт за пунктом, совершенно по-деловому, а потом они вместе подумают, что делать дальше, у неё светлая голова, и потом…
Он понятия не имел, что будет потом.
Может, она сочтёт его сумасшедшим, потому что всё это звучало слишком неправдоподобно, как и сам он поначалу считал Дерендингера рехнувшимся на почве неумолимого Алоиза, и, может, так же будет думать про него самого Элиза, когда он вдруг объявится в её прихожей. Наверное, после такого дня он и в самом деле выглядит как человек, у которого не все дома. Он попытался проверить свой внешний вид в зеркале заднего вида, но с его места это не получалось, он видел только лицо шофёра, который ответил ему недоверчивым взглядом, в его профессии ведь никогда не знаешь, какого придурка посадил на заднее сиденье. Но и без зеркала Вайлеман мог себе представить, какое впечатление произведёт на Элизу: весь пропотевший, с растрёпанными волосами, а одежда… После того, как он убежал из Вечерней зари, он в изнеможении сидел на земле, а на Лангштрассе вообще упал, весь извалялся, это видно по его брюкам, да и ботинки на пыльной дороге под крепостью не стали чище.
Они уже почти доехали до дома Элизы, когда он заметил питьевой источник; в старых кварталах они ещё сохранились. Он попросил остановить машину здесь, и шофёр, который в это время как раз был занят разгадыванием судоку, был очень недоволен. Когда Вайлеман пожелал расплатиться наличными, а не картой, шофёр проворчал что-то вроде «каменный век» и ещё: «столько с вами возни…» – и даже чаевые его не смягчили. Он бы, наверное, с удовольствием рванул с места, уезжая – так, чтобы взревел мотор и взвизгнули шины, но у автомобиля с электронным управлением такие эффекты не проходили.
Вайлеман умылся у источника, даже голову сунул под благотворную прохладную струю и потом расчесал волосы пальцами, хотя и не любил, когда мокрые волосы прилипают к голове: сразу становилось заметно, как они поредели. Брюки годились только в химчистку; он похлопал их, отряхнул, насколько это было возможно, потом поставил ботинок в каменный жёлоб, по которому стекала вода из переполненной чаши источника, чтобы смыть пыль. Он хотел сделать это другим ботинком, но мимо проходил молодой человек с таксой на поводке и раскричался, что тут не помывочное корыто, а место вдопоя для собак, и каково бы ему самому было, если бы кто-нибудь топтался в грязных ботинках в его тарелке с супом? Вайлеман не стал огрызаться, хотя пара-тройка ответов вертелась у него на языке, но если бы он их высказал, разборка бы только разгорелась, а он ни в коем случае не хотел рисковать: ещё не хватало, чтобы подоспел патруль “допопо” и зафиксировал его личность. И он пробормотал извинение и быстро пошёл прочь. Всё ещё пыльный ботинок он обтёр о штанину, известный холостяцкий метод, которым страшно возмущалась Дорис.
До Элизы оставалось уже недалеко, но здесь, у подножия миллионерского холма все улицы поднимались в гору, а после такого стрессового дня его напрягала даже эта короткая дистанция. Наконец он свернул за последний угол, отсюда уже видна была дверь её дома. Оттуда как раз вышел мужчина, которого он хотел переждать, пока тот не уйдёт, но потом…
То был не просто мужчина. То был человек, которого он знал, даже очень хорошо знал, лучше, чем кого бы то ни было другого.
Маркус.
Что здесь надо было Маркусу? В доме, где живёт Элиза?
Его сын Маркус.
Такой элегантный, каким он его ещё никогда не видел. Белый смокинг. Что за карнавал?
Да Маркус ли это? Или просто человек, похожий на него?
Нет, то не мог быть двойник, такого сходства не бывает.
Но что Маркус здесь делал? Не мог же он быть клиентом Элизы. Не в его возрасте. «Я специализируюсь на пожилых мужчинах», – сказала она тогда.
Маркус придержал дверь и что-то сказал внутрь подъезда. И потом…
Вайлеман автоматически отступил на шаг назад, так что больше не был виден со стороны её дома. И лишь осторожно выглядывал из-за угла.
И тут…
Элиза.
Она тоже приоделась для какого-то торжественного случая. Глубоко декольтированное платье цвета, который превосходно гармонировал с её рыжими волосами. Высокие каблуки.
В следующую среду, вспомнил Вайлеман, здесь в Цюрихе начнётся съезд делегатов партии конфедеративных демократов, как всегда в аккурат первого августа, в национальный День конфедерации, и в этой связи для участников проводились разнообразные общественные мероприятия. Может, они оба направлялись на одну из этих партийных вечеринок, Маркуса наверняка приглашают на такие.
Но Элиза?
Откуда они знают друг друга?
Издалека ему не было слышно, что ей сказал Маркус, но, видимо, что-то весёлое, потому что она рассмеялась. Совершенно естественным движением взяла Маркуса под руку,
