Часы смерти - Джон Диксон Карр
Мельсон беспомощно заморгал глазами.
– А? Ну конечно, – сказал Хэдли. – Ему нужно было встать на пороге у двери и смело нажать кнопку звонка Боскомба.
Наступило молчание. На этот раз его нарушил смешок Хэдли.
– Именно. Если к нему подойдет констебль, то вот он честно, не прячась, звонит в дверь по приглашению одного из жильцов, что он может доказать. Если же из двери выбежит женщина с широко раскрытыми глазами – «Вор, мадам? Вы что же думаете, если бы я ограбил вашу комнату, я стоял бы здесь и звонил в дверь? Да, я видел, как из дома кто-то вышел, увидел, что дверь осталась открытой, и вот пытаюсь разбудить вас». Итак, он встал там, перед открытой дверью, и стал ждать, выйдет она или нет. Если нет, значит она его не заметила. Тогда он сможет опять войти, подняться наверх к пригласившему его человеку и потом, позже, вернуться к незаконченному осмотру.
Доктор Фелл одернул плащ на плечах.
– Хм-ф. А располагает ли ученый джентльмен, – сказал он, – какими-нибудь свидетельствами, подтверждающими этот эпизод а lа Арсен Люпен?
– Ученый джентльмен ими располагает. Разве вы не помните, что Эймс очень долго жал на звонок (как сообщил нам Хастингс), хотя было условлено, что он поднимется сразу? Он хотел убедиться, что горизонт чист. Помните, вы же сами нашли дверь распахнутой настежь, когда подошли сюда вместе с констеблем, заметившим это? Эймс, естественно, закрыл бы ее за собой, если бы не хотел обезопасить себя на случай, если кто-то бросится на него из темноты.
Так, теперь давайте вернемся к нашей домашней кобре. Она вышла в темный холл в перчатках и с кинжалом. И вот она видит своего противника, его силуэт на фоне уличного фонаря, видит, как он звонит кому-то – наверное, вызывает помощь. Должно быть, это был самый ужасный момент в ее жизни. Если она немедленно не предпримет решительных действий, она погибла. Если предпримет, ее могут поймать на месте преступления с украденной стрелкой часов. Она могла бы рискнуть убить его – ударить этой стрелкой, как вора, забравшегося в дом, – только в том случае, если он действительно окажется внутри. Но даже и тогда – решится ли она на это? Ей необходимо сделать что-то до того, как на звонок ответят. Вот он входит в дом. Пересекает холл. Она прячется за лестницей. Вот он начинает подниматься…
И она убила его.
Хэдли закончил, сжав кулаки. Последнее предложение получилось у него каким-то дерганым и колючим. Он смотрел на Мельсона так, словно каждое его слово было ударом, мстящим за полицию.
– И наконец, – сказал он, – на случай, если вы решите обвинить такого старого волка, как я, в излишней романтичности, я предложу вам последнее, абсолютное и неопровержимое доказательство. Я сделаю это, объяснив то, что вы, Фелл, постарались высмеять как «Тайну Летающей перчатки». Разгадка пришла ко мне, когда я некоторое время назад осматривал лестницу и вспомнил нечто, что я в своей слепоте не увидел раньше. Но сейчас я могу рассказать вам все о «летающей перчатке» и объяснить, почему она летает. Посмотрите на нее.
Он достал из кармана перчатку, которую Кристофер Полл, по его словам, нашел в холле второго этажа, и разгладил ее на колене.
– Представьте себя на месте Элеоноры Карвер, крадущейся вверх по лестнице позади Эймса. Инстинктивно она взяла обе перчатки, но надела только одну. В этой руке у нее часовая стрелка, в другой – вторая перчатка; в ее палец она засунула ключ, который механически вертела в руках с того момента, как обнаружила его, вернувшись в комнату, засунула, просто чтобы деть куда-нибудь. Слева от нее стена, справа – перила. Представляете?
Чудесно. На второй ступеньке сверху – там, где начинается кровавый след, – она всем весом наваливается Эймсу на спину и наносит удар. Под этой тяжестью тот едва не падает на колени и инстинктивно выбрасывает вверх обе руки. Она взмахивает свободной рукой, чтобы не потерять равновесия, и непроизвольно разжимает пальцы, держащие вторую перчатку. Появляется кровь. Его рука, дернувшись вверх, отшвыривает вторую перчатку, и та, кувыркаясь, летит через перила в холл…
Мельсон подался вперед.
– Но ради бога, дружище! – воскликнул он, и его академическое спокойствие вмиг улетучилось. – В этом случае ее свободная рука должна была бы находиться справа!
– А это, – указал Хэдли, – и есть правая перчатка. Она не с той руки, что держала орудие убийства. Единственное пятно крови на ней располагается точно в центре ладони: в таком месте, куда кровь никак не могла бы попасть, если бы рука в этой перчатке крепко сжимала стальную стрелку. Следовательно… – Он медленно опустил кулак на спинку кровати. – Следовательно, становится понятным, почему направление удара так сильно бросило Эймса вправо. Вспомните показания очевидцев убийства в «Геймбридже»: «Мы стояли сбоку, справа от нее, когда администратор прошел мимо нас и коснулся ее руки. Она протянула другую руку и схватила столовый нож…» Это означает, джентльмены, что убийца из «Геймбриджа» была левшой. И я вам сейчас неопровержимо продемонстрировал, что Элеонора Карвер тоже левша.
Он встал, подошел к камину и выбил трубку о мраморный угол. Хэдли явно гордился собой, своей несгибаемой логикой, которой, однако, не чужда и драматическая эффектность. Демонически улыбаясь, он облокотился на каминную доску и посмотрел в их сторону:
– Есть вопросы, джентльмены?
Доктор Фелл начал было что-то возражать, но передумал и вместо этого сказал:
– Неплохо, Хэдли. «Тьмы пеших и конных не страшны в бою, коль звезды пророчат победу твою»? Кхэм-ф. Буцефал вдруг превратился в Пегаса. Дружище, да у вас дар красноречия! И все-таки, как бы то ни было, я всегда отношусь с подозрением – с глубоким подозрением – к тем делам, которые зависят от того, что кто-то там оказался левшой. Как-то все получается слишком легко и просто… Только один вопрос. Если все это правда, что же нам делать с таинственной фигурой на крыше, которую видел Хастингс, фигурой с руками, испачканными в золотой краске? Вы что же, считаете, что Хастингс это придумал?
Хэдли опустил трубку с видом человека, вдруг вспомнившего о чем-то.
– Платок! – пробормотал он. – Черт меня возьми! Я таскаю его с собой все утро, с того самого момента, когда нашел вас у Карвера, где вы осматривали его коллекцию.
– Какой платок?
– Платок миссис Стеффинз. Я ведь вам не говорил о нем, нет? – Он извлек из отдельного конверта мятый батистовый платок, заскорузлый от того вещества, которое к этому
