Часы смерти - Джон Диксон Карр
Хэдли искоса взглянул на доктора Фелла.
– И наконец, – продолжил он, – располагаете ли вы достоверной информацией о том, что Элеоноре было известно о полицейском, который интересовался кем-то в этом доме?
– Да. Я сама как-то раз упомянула об этом. Однажды на прошлой неделе, день я точно не помню, мы с Элеонорой шли через Филдз, и я заметила мистера Хлопотуна, сидевшего на скамейке с газетой. Не помню почему, но настроение у меня было скверное, и, хотя я и пообещала себе никому не говорить об Эймсе, у меня как-то само вырвалось. Я сказала что-то вроде: «Будь начеку. Вон сидит великий сыщик в одном из своих знаменитых маскарадных костюмов».
– Что она ответила?
– Ничего особенного. Она оглянулась на него и спросила, откуда я знаю. Но я к тому времени уже взяла себя в руки и просто сказала, что встречала его в суде и запомнила. Потом я рассмеялась и попыталась обратить все в шутку.
Хэдли захлопнул блокнот:
– Благодарю вас. Думаю, это все. Должен попросить вас до поры никому не рассказывать об этом. Правда, это вопрос всего лишь часа или двух, но тем не менее…
Когда она, опустив голову, вышла, Хэдли еще раз просмотрел свои записи, не проронив за это время ни слова. Затем он поднял глаза.
– Н-да, – заговорил он. – Извините меня за недостойное желание свести личные счеты в этом деле. Я признаю это; дело затрагивает наш клан. Хочу вам напомнить, что был убит полицейский; человек, пришедший без оружия, получил удар в спину. Мне доставит огромное удовольствие повесить убийцу.
А теперь, если не возражаете, я расскажу вам, что произошло вчера ночью. Стрелки от часов находились у этой девушки. В тайнике, о котором, как она думала, никто не подозревал. Она не замышляла ничего дурного. У нее было назначено свидание с Хастингсом на крыше – на это свидание она и отправилась, согласно ее собственным словам, без четверти двенадцать.
Теперь вспомните, к какому выводу мы с вами пришли прошлой ночью. Мы решили, что Эймс следил за домом и что он пробрался внутрь задолго до того, как ровно в полночь позвонил в дверь. Вы помните? Позвонить в дверь, иметь возможность хоть как-то объяснить свое появление в доме было необходимо на тот случай, если бы его поймали. Ему все равно пришлось бы проделать все это, хотя бы для того, чтобы не возбуждать подозрений Боскомба. Он следил за Элеонорой – возможно, через те окна на первом этаже. Без четверти двенадцать, когда он увидел, что она уходит в теплом плаще – это означало, что ее не будет довольно долго, – он проник внутрь: либо через открытую входную дверь, либо просто-напросто открыв одно из тех окон. Мы не знаем наверняка, сказала ему обвинительница миссис Стеффинз про тайник или нет. В любом случае он постарался бы быстро обыскать всю комнату, чтобы точно установить наличие или отсутствие улик. Но, – мягко, с торжествующим видом подчеркнул Хэдли, – посмотрите, что получается, даже если исходить из показаний самой Элеоноры. Если бы все шло как обычно, она поднялась бы к Хастингсу на крышу, а Эймс заполучил бы нужные ему улики. Но вот она поднялась к двери наверху – и обнаружила, что у нее нет ключа, который она по ошибке положила в другое место у себя в комнате…
– Черт бы побрал ваши улики! – взорвался доктор Фелл. – Боюсь, что вы правы: она действительно спускалась к себе, как говорила. Но…
– Эймс вдруг слышит ее шаги. Обратите внимание, – вставил Хэдли, надавливая ногой на скрипучий пол, – здесь, в задней части дома, у них нет толстого ковра на полу, и в коридоре тоже. Он выключает свет и быстро прячется: под кровать, за дверь – вы заметили, они все открываются внутрь? – куда угодно. Она входит, ищет потерянный ключ, находит его и вдруг чувствует, что кто-то шарил в ее комнате. Самый искусный эксперт, знаете ли, не сможет обыскать комнату, не оставив при этом никаких следов. Итак, какова же ее самая первая и самая естественная реакция? Вспомнив про полицейского на площади, она тут же бросается к тайнику и открывает его, чтобы убедиться…
Пока она стоит к нему спиной, Эймс, в теннисных тапочках, выскальзывает из комнаты, но, к сожалению, не бесшумно. И недостаточно быстро. Она не собирается включать сигнализацию, прекрасно понимая, что это не грабитель и что ей уже не спастись, если проснется весь дом. Но наша кобра, которая в минуту опасности в «Геймбридже» схватила первое оказавшееся под рукой оружие, поступает сейчас точно так же, как и тогда! Прямо перед ней лежит тяжелая острая стрелка часов, одна из тех, что она украла для Кристофера Полла, и перчатки, которые она тогда надевала, чтобы не испачкаться в краске. Она хватает их.
Но что же Эймс? Как раз к этому я сейчас и подхожу. Вы поняли, в чем заключалась его трудность? У него, скорее всего, было время выскочить в парадную дверь и убежать. Ее он не боялся, он не предполагал, что кто-нибудь знает, кто он такой на самом деле. Поэтому, с его точки зрения, опасность заключалась в том, что, приняв его за настоящего вора, она могла поднять крик. Если бы его поймали, он бы, конечно, избежал тюремного заключения, но вся полиция ходила бы с огромным синяком под глазом за незаконные методы работы, сам он, возможно, лишился бы должности, и, уж разумеется, та, на кого он охотился, была бы предупреждена об этом раньше времени! Нет, он не мог допустить, чтобы его поймали. И будет поднята тревога или нет, самый верный способ оказаться пойманным – это бежать через парадное. Он знал, что именно в это время, ровно в полночь, прямо за дверью окажется полицейский, совершающий свой ночной обход. А любой полицейский, увидев нищего бродягу – в ярком свете уличного фонаря не спрячешься, – который в полночь выскальзывает из дома с темными окнами…
С другой стороны, оставалась надежда, что она все-таки не заметила его. Возможно, она даже не была уверена, что это вор, поскольку ничего не пропало и (как он надеялся) все осталось на прежних местах. В любом случае спасаться бегством было бы глупостью. Лучшее, что он мог сделать, самое смелое и, по
