Смерть в пяти коробках - Джон Диксон Карр
Фергюсон как будто с трудом приподнял оружие над коленями. Сандерс заметил, как дернулась его рука, и услышал лишь щелчок курка и глухой звук, как при выстреле из детской пневматической винтовки. Словно во сне, Сандерс ощутил резкий толчок в левое плечо и через мгновение – острую боль в левом предплечье повыше локтя. И все. В голове зашумело, и лицо Фергюсона поплыло перед глазами. Сандерс опустил взгляд и увидел дырку на рукаве пиджака, из которой клочьями торчала подкладка. Рука стала горячей и влажной. Через несколько секунд после выстрела она как будто начала гореть и распухать. И даже тогда Сандерс не осознал, что получил пулю. Но чувствовал себя нехорошо.
– На подлокотнике кресла рядом с вами лежит газета, – сказал Фергюсон. – Нет, пусть свет остается, не убирайте его, возьмите газету левой рукой. Расстелите ее на полу. Встаньте на газету. Не хочу, чтобы кровь капала на ковер. Делайте, как я велю.
Теперь вся рука горела огнем и, похоже, распухла еще больше. Сандерс с трудом двигал ею. Потом обнаружил, что стоит на газете.
– Вы все уяснили? – спросил Фергюсон. – Или молодую леди тоже проучить?
– Нет, – ответил Сандерс. – Если уж вам так неймется, стреляйте в меня.
– Отлично! Так и сделаю, – сказал Фергюсон и снова выстрелил.
На сей раз Сандерс даже не понял, куда попала пуля и попала ли она в него вообще. Но он никак не мог примириться с наглым, зловещим, спокойным тоном Фергюсона и плавными змеиными движениями его указательного пальца на спусковом крючке.
– Придется вам уяснить, – сказал Фергюсон, – что в мире есть серьезные вещи. Я ведь предупреждал. Но нет, вы и так все знаете. Вы с этой юной особой слишком много о себе вообразили. И теперь вам приходится расплачиваться. Делайте в точности то, что я скажу. Передайте мне пузырек с фосфором. Возьмите эту газету правой рукой и подложите под левый локоть. Да, будет немного больно, но могло бы быть гораздо больнее, если бы я выстрелил в другое место. Если хоть капля крови упадет на ковер, вам не поздоровится. А теперь марш вперед, оба!
Фергюсон все-таки здорово напоминал разгневанного школьного учителя, распекающего десятилетнего ученика. Именно это вызывало в Сандерсе дикую неуемную злость. Но он ничего не мог поделать, и это бесило еще больше.
Марсия страшно побледнела, но шла спокойно. Фергюсон велел Сандерсу открыть дверь в дальнем конце комнаты. Пройдя по коридору, они очутились в помещении, где, очевидно, обитал Фергюсон.
На столе у камина горела прикрытая газетой лампа. Тяжелые ставни на окнах, задернутые плотными репсовыми шторами, не пропускали в комнату ни единого лучика света. Пол был выложен каменными плитами, в углу стояли чаны и гладильный каток. Пахло многовековой стиркой. К ярко пылавшему камину было придвинуто мягкое кресло. На столе стоял стакан горячего молока, ближе к краю – тарелка с холодной говядиной и белым хлебом, а также соусник. Фергюсон уселся в кресло. Сандерс заметил у него на ногах тапки, а в нагрудном кармане – авторучку.
– Сядьте там, – приказал Фергюсон молодым людям, – и держитесь подальше от ковра.
– Когда вас повесят, – сказала Марсия, – я на радостях спляшу перед воротами тюрьмы.
Сандерс подумал, что она вот-вот расплачется. Фергюсон смотрел на нее безо всякой враждебности.
– Закройте рот, юная леди, – велел он. – Мне нечего вам сказать. Наделали глупостей, теперь расплачивайтесь. – Он перевел взгляд на доктора. – А вот вам мне есть что сообщить.
Рука Сандерса горела, голова раскалывалась от боли, но он крепился изо всех сил. Держа пистолет в левой руке, Фергюсон отпил молока из стакана.
– Вот, возьмите. – Он бросил Сандерсу салфетку. – Обмотайте руку. Переверните этот чан. Не хочу, чтобы вы рухнули прямо на меня. И так еле на ногах держитесь, мистер Зазнайка. Скажите-ка мне вот что. Вам известно, кто я и что я, верно?
– Да.
– Ну так кто я и что я?
Сандерс собрался с духом.
– Вас зовут Питер Фергюсон, и у Хэя накопилось достаточно улик, чтобы отправить вас на виселицу. По профессии вы вор-домушник, но уже почти отошли от дел. Вы назвали меня Зазнайкой, но я врач, и вот что я вам скажу: вы моложе, чем кажетесь, – лет на десять. На самом деле вам около сорока пяти. – Сандерс снова напряг все свои силы. – Это все часть игры – ваш солидный вид и внешность клерка. Большинство людей представляют себе взломщика молодым бандитом. Наткнувшись на вас в конторе, которую вы грабите, они увидят пожилого человека в очках, офисных нарукавниках клерка, без пальто и с карандашом за ухом. Прекрасная маскировка!
Фергюсон молчал, прихлебывая молоко.
– И вас не заподозрят в том, что вы домушник, – продолжал Сандерс. – Мало кто догадается, какой вы проворный. Мне достаточно было взглянуть на вашу походку. Вот потому вы и смогли вчера ночью выбраться из здания. Старший инспектор сказал, что по задней стене дома проходит водосточная труба, но слишком далеко от окон – нормальному человеку до нее не дотянуться. Он, конечно, был прав. Но домушник вроде вас сделает это без труда.
Фергюсон скосил глаза, но лицо его оставалось безразличным. Испачканным в чернилах пальцем он поглаживал стакан.
– Как ни странно, вы правы, – признался он. – Оказались несколько умнее, чем я думал, а? Полиция об этом знает?
– Разумеется, знает. Мастерс и Генри Мерривейл раскусили вас еще днем, когда догадались о том, что вы связаны с миссис Синклер и что негашеная известь и фосфор на самом деле ваши. К тому же вы сглупили, оставив в конторе очки. Получается, вы не такой старый и слабый, каким хотели казаться. Вы скорее забыли бы штаны, чем очки, если бы они действительно были бы вам нужны. Мало того, вы совершили еще одну глупость – оставили на очках свои отпечатки. Думаю, если они имеются в картотеке Скотленд-Ярда, о вас уже всем все известно.
Сандерс говорил неторопливо, осторожно взвешивая каждое слово, хотя его не покидало ощущение бессмысленности происходящего. Звуки казались более резкими, чем обычно, а цвета – более яркими. Лучше всего ему запомнился маслянистый блеск дула пистолета, направленного прямо на него из кресла, в котором сидел Фергюсон. В нос опять ударил стойкий запах прачечной.
Что-то в его словах взволновало Фергюсона, и он пытливо смотрел на доктора:
– В полиции меня не знают,
