Мэтью Перл - Тень Эдгара По
— Ничего не поделаешь, мадемуазель, — с вызовом отвечал я. — У каждого гения хватает завистников — неудивительно, что уникальность Эдгара По сделала его особо привлекательной мишенью для людской злобы. Таков наш далекий от совершенства мир.
— Барон Дюпен прибыл в Балтимор с целью удовлетворить публику, жаждущую правды о смерти По. А выясняется, что правды никто не жаждет!
Я не нашелся с ответом, ибо растерянность Барона в данной ситуации была мне знакома и понятна.
— Значит, он винит меня, — пробормотал я.
— Не рассчитывайте на снисходительность моего господина. Барон, обнаружив, что мы напрасно забрались в такую даль, да еще с такими путевыми расходами, просто-таки вскипел. Да, именно вскипел!
Наверное, на лице моем отразился страх, потому что Бонжур вдруг улыбнулась.
— Вам нечего бояться, мосье Квентин, — сказала она. Однако странным образом от ее улыбки стало еще тревожнее. Вероятно, всему виной был шрам, как бы разделявший рот надвое. — Не думаю, что над вами нависла тень опасности — по крайней мере пока этой тени нет. Надеюсь, вы заметили перемены в отношении к По, что произошли в вашем городе.
— Вы имеете в виду газетные статьи? — В голове моей начала складываться некая картина. — Значит, это Барон руку приложил?
И Бонжур все рассказала. Барон, прибыв в Балтимор, первым делом разместил во всех газетах объявления с обещанием «приличного вознаграждения» всякому, кто предоставит «существенную информацию» об обстоятельствах «загадочной и подозрительной» смерти поэта По. Нет, он вовсе не рассчитывал, что свидетели выстроятся к нему в очередь. Барон преследовал другую цель — взбудоражить общество, вызвать у людей вопросы. И цели этой он достиг. Издатели почуяли сенсацию и устремились на ее терпкий запах. Публика требовала все новых подробностей об Эдгаре По.
— Мы изрядно подстегнули воображение балтиморцев, — констатировала Бонжур. — Полагаю, вы заметили, как поднялся спрос на произведения По.
Я подумал о женщине на скамейке… о поклоннике творчества По в читальном зале… наконец, о Бонжур, которая ставила томик По на стеллаж.
Бонжур собралась уходить, но я схватил ее за руку. Если бы кто-нибудь из знакомых увидел, как я стискиваю запястье молодой дамы чуть выше перчатки, сия скандалезная новость тотчас отправилась бы по беспроволочному телеграфу прямиком к Хэтти Блум и ее тетушке. У нас в Балтиморе холодные ветры Севера встречаются с жесткими правилами приличия, принятыми на Юге, и результатом столкновения неизменно являются сплетни.
Насилие, совершенное мной, имело двойственную природу. Во-первых, я в очередной раз подпал под чары небрежной прелести Бонжур, столь неожиданно обнаруженной в Балтиморе, столь отличной от местных стандартов красоты, примелькавшихся в дамских журналах. Во-вторых, Бонжур могла уже выведать что-нибудь о смерти По. В-третьих (все же природу моего поступка следует назвать тройственной), в Париже взять даму за руку не считается вольностью, и мысль об этом распалила меня. Однако Бонжур сверкнула взглядом, и я отдернул руку, словно обжегшись.
Не подберу слов, чтобы описать ощущения в краткий миг телесного контакта с этой женщиной. Мне казалось, я могу перенестись в любую точку мира, сменить не только страну, но и возраст, пол, происхождение, судьбу; что и собственное тело не помеха в дивном полете — ибо это был полет духа, ибо я был легок, как небесная звезда.
К моему несказанному изумлению, не успел я отпустить руку Бонжур, как она сама простерла ко мне обе руки и продемонстрировала хватку куда более крепкую, чем моя. Я не мог разжать ее пальцы, и одно бесконечное мгновение мы стояли друг против друга.
— Сэр! Сделайте одолжение, уберите руки! — внезапно воскликнула Бонжур тоном оскорбленной добродетели.
Этот возглас, разумеется, разбудил в каждом посетителе книжной лавки стоокого Аргуса. Под бесчисленными взглядами Бонжур отпустила меня, а я схватил с ближайшей полки первую попавшуюся книгу, словно в ней были все мои помыслы. К тому времени как любопытные взгляды рассеялись, Бонжур исчезла. Я выскочил из книжной лавки, заметался по улице и успел заметить, как вдалеке над шляпкой Бонжур раскрывается полосатый зонтик от солнца.
— Стойте! — закричал я, бросаясь следом. — Я знаю, вы не желаете мне зла, — продолжал я, нагнав Бонжур. — Вы закрыли меня от пули. Вам я обязан жизнью!
— Просто вы проявили намерение помочь мне сбежать от Барона, полагая, что моих услуг он добивается угрозами. Это было… — Бонжур чуть прикусила губу своими мелкими ровными зубками, — не как всегда.
— Неужели вы не понимаете, что суть дела вовсе не в том, чтобы взбудоражить балтиморскую прессу? Дешевая шумиха до добра не доведет. Гений Эдгара По заслуживает большего. Вы с Бароном должны немедленно прекратить это недостойное занятие.
— Думаете, на нас так просто повлиять? Так просто заставить нас отказаться от своей задачи? Я, мосье Квентин, читала кое-какие произведения вашего друга По. Кажется, никто более не имеет привычки непонятно говорить о простых вещах и покрывать налетом мистики самые обыденные события, так что они приобретают зловещий смысл.
Бонжур резко остановилась, вынудив меня последовать ее примеру, и посмотрела мне в глаза.
— Вы влюблены, мосье Кларк?
А дело в том, что в тот миг Бонжур не безраздельно владела моим вниманием. Мой взгляд задержался на даме, что шла навстречу нам. Ей было лет сорок; она была хороша собой. Я посмотрел ей вслед.
— Так вы влюблены, сударь? — вполголоса повторила Бонжур, прослеживая мой взгляд.
— Я… я видел эту женщину с Нельсоном По, кузеном Эдгара По, и знаете, она поразительно похожа на… — Ах, я совсем не ожидал от себя подобной несдержанности!
— На кого? — жарким шепотом спросила Бонжур, и этот шепот заставил меня договорить.
— На Вирджинию, покойную жену Эдгара По. Я видел ее портрет.
Должен признаться, самый вид этой женщины как бы приблизил меня к Эдгару По. Вскоре она затерялась в толпе — и лишь тут я обнаружил, что Бонжур исчезла. При беглом осмотре улицы выяснилось, что Бонжур быстро нагоняет незнакомку, как две капли воды похожую на Вирджинию По. Оставалось только корить себя за недостойную болтливость.
— Мисс! — кричала Бонжур. — Мисс!
Дама обернулась. Я поспешил вжаться в ближайшую стену. Не то чтобы дама могла видеть меня в полицейском участке, однако осторожность, пусть и запоздалая, не мешала.
— Простите мою навязчивость, — начала Бонжур с убедительным южным акцентом (не иначе, позаимствовала у которой-нибудь из балтиморских уличных красоток). — Простите, но вы так похожи на одну леди, что мне доводилось встречать… Впрочем, я обозналась. Может быть, все дело в вашей прелестной шляпке…
Женщина улыбнулась с пониманием и пошла было своей дорогой.
— Надо же, до чего она похожа на Вирджинию! — воскликнула Бонжур, как бы ни к кому не обращаясь.
Женщина остановилась.
— Вы сказали — на Вирджинию? — с изумлением переспросила она, вероятно, не заметив (в отличие от меня) удовлетворенной улыбки Бонжур — улыбки из тех, что знаменуют достижение цели.
— Да, я имела в виду Вирджинию По, — вмиг заменив улыбку скорбной миной, сообщила Бонжур.
— Я так и подумала, — прошептала женщина.
— Мы встречались лишь раз, но водам Леты никогда не изгладить в моей памяти образ этой леди! — с пафосом продолжала Бонжур. — А вы, мэм, так же прекрасны!
Женщина потупила взгляд.
— Я — миссис Нельсон По. Мое имя Джозефина. Боюсь, никому не сравниться прелестью с моей обожаемой покойной сестрой.
— С вашей сестрой, мэм?
— Да, с моей милой Сисси. С Вирджинией По. Мы были единокровными сестрами. Ах, Вирджиния и в самые тяжкие часы нездоровья выказывала поразительную стойкость духа. Всякий раз, когда гляжу на ее портрет… — Голос миссис Нельсон По сорвался.
Вот, значит, в чем дело — Нельсон женат на сестре покойной супруги Эдгара По! Обменявшись утешительными фразами, Бонжур и Джозефина По двинулись дальше вместе, причем Джозефина весьма охотно отвечала на вопросы Бонжур о своей сестре. Я шел следом и подслушивал.
— Однажды вечером — Эдгар и Сисси жили тогда в Филадельфии на Коутс-стрит — дражайшая Сисси пела, аккомпанируя себе на пианино, и вдруг у нее в горле лопнул кровеносный сосуд. Она упала, не докончив романса. Почти час мы были уверены, что на этом закончится ее земной путь. Что касается Эдгара, он все отпущенные Вирджинии годы жил под страхом ее кончины. А в ту зиму, когда милая Сисси умерла, они с Эдгаром были так бедны, что не хватало денег на уголь, и Сисси целыми днями куталась в Эдгарову старую шинель в нетопленых комнатах, а на груди у нее, согревая хозяйку, дремала черепаховая кошка.
— А что случилось с ее мужем, когда она умерла?
