Дворцовый переполох - Риз Боуэн
В глубочайшем унынии я спустилась на первый этаж и заглянула за дверь под лестницей, которая вела на служебную половину. Вспомнила, как заходила сюда в детстве и сидела на табуретке, а миссис Макферсон, наша кухарка, позволяла мне выскребать ложкой остатки теста из миски или вырезать пряничных человечков. В огромной полуподвальной кухне царили безупречная чистота, пустота и холод. Я нашла чайник и даже трут и спички, чтобы зажечь газ. Гордясь своей сноровкой, вскипятила чайник. Я отыскала даже заварку. Разумеется, только тут я и поняла, что молока в доме нет и не будет, пока я не договорюсь с молочником. Молоко всегда появляется на крыльце по утрам. Это я знала твердо. Порывшись в кладовке, я откопала там банку «мясного экстракта Боврил». Приготовила вместо чая чашку горячего бульона и выпила, заедая найденными на полке «галетами Джейкобса», а потом отправилась спать. «Утром мир обязательно станет повеселее, — записала я в дневнике. — Я сделала первый шаг на пути к новому захватывающему приключению. По крайней мере, я впервые в жизни обрела свободу от своего семейства».
ГЛАВА 3
Белгрейв-сквер, Лондон
Пятница, 22 апреля 1932 года
Даже самая незначительная родственница королевской семьи не должна приходить в Букингемский дворец пешком. Туда положено приезжать по меньшей мере в «роллс-ройсе», но если вы в стесненных обстоятельствах, сойдет «бентли» или «даймлер». В идеале, лучше всего подкатить в закрытом экипаже, запряженном четверкой лошадей одной масти, хотя в наши дни мало кто держит экипаж. Если же кто-то увидит, что молодая особа, то есть я, потихоньку крадется через парадный двор на своих двоих, то моя достопочтенная родственница, королева Великобритании, Ирландии и иных земель, императрица Индии, королева Мария, безусловно, неодобрительно приподнимет бровь. Ну, возможно, бровь она и не поднимет, потому что персон королевской крови приучают не выдавать своих чувств даже при виде самых неприличных вещей. Если, скажем, туземец в каком-нибудь отдаленном уголке света сорвет с себя набедренную повязку и пустится в пляс, весело повиливая сами понимаете чем, то персоне королевской крови не позволяется даже бровью дрогнуть. Единственный подобающий отклик — вежливо поаплодировать по окончании танца.
Такое самообладание в нас вколачивают с раннего детства, точно так же, как охотничью собаку приучают не пугаться выстрелов, а полицейскую лошадь — не бояться толпы. Мисс Макалистер, гувернантка, которая воспитывала меня, пока я не поступила в швейцарский пансион, бывало, нараспев твердила, точно заклинание: «Настоящая леди всегда владеет собой. Настоящая леди всегда владеет своими чувствами. Настоящая леди всегда владеет своим лицом. Настоящая леди всегда владеет своим телом». И верно, поговаривают, что кое-кто из королевского семейства, уезжая из дома, способен по несколько дней обходиться без уборной, лишь бы не пользоваться чужой. Не буду выдавать, кто именно у нас способен на такой подвиг.
К счастью, в Букингемский дворец можно попасть разными путями — необязательно входить через эти кошмарные золоченые ворота и пересекать обширный двор под пристальными взорами высоченных гвардейцев в меховых шапках — и, возможно, под пристальным взором самой королевы. Есть пути более удобные. Если свернуть налево, в сторону вокзала Виктория, можно проскользнуть во дворец через Посольский дворик и вход для посетителей. А еще лучше пройти вдоль высокой кирпичной стены, пока не наткнешься на неприметную черную дверь. Полагаю, отцовский дядюшка Берти, который недолго, но счастливо правил страной как король Эдуард Седьмой, в свое время пользовался этой дверью, отправляясь навестить кое-кого из своих знакомых актрис. Подозреваю также, что и мой кузен Дэвид, принц Уэльский, в ту пору, когда жил с родителями, тоже ходил этой дорожкой. Вот и я сегодня собиралась ею воспользоваться.
Позвольте сообщить вам, что у меня нет обыкновения наведываться во дворец без приглашения. Сюда не забежишь выпить чаю и поболтать, даже если состоишь в родстве с королевой. Во дворец вызывают. Меня вызвали через два дня после того, как я приехала в Лондон. У моей почтенной родственницы-королевы оказалась отлично налаженная секретная разведывательная служба. Сомневаюсь, чтобы о моем приезде ее величеству сообщила Зануда-Хилли, но королева как-то о нем проведала. Мне пришло письмо на особой дворцовой бумаге, подписанное личным королевским секретарем, сэром Джайлсом Понсонби-Смитом. В письме меня извещали, что ее величество будет рада, если я смогу явиться к ней на чашку чая. Вот поэтому-то в пятницу днем я и кралась во дворец. Королеве отказать нельзя.
Конечно, мне страх как хотелось узнать, зачем меня вызвали. У меня даже мелькнула мысль, что ее величество усадит меня пить чай, а сама тут же предъявит мне князя Зигфрида и вдобавок архиепископа Кентерберийского, чтобы обвенчать нас на месте. По правде говоря, чувствовала я себя как Анна Болейн, которую Генрих Восьмой зазвал на кубок эля, попросив не надевать платье с высоким воротом.
Свою высочайшую родню я не видела со времен моего дебюта, который вряд ли когда забуду, да и она, уверена, тоже. Я принадлежу к тем, у кого от волнения руки и ноги перестают слушаться. На меня надели платье с длиннющим шлейфом, а прическу украсили тремя нелепыми и длинными страусовыми перьями — так что катастрофа была гарантирована. Дождавшись своей очереди, я вошла в тронный зал под громогласный выкрик: «Леди Виктория Джорджиана Шарлотта Евгения Гленгаррийская и Раннохская!» и исполнила образцовый реверанс, как нас миллион раз учили в танцклассе, готовя к дебюту. Однако когда я попыталась подняться, то обнаружила, что умудрилась запутаться в шлейфе высоким каблуком. Я дернулась,
