Бей. Беги. Замри - Валери Тонг Куонг
* * *
– Мэтр Хамади звонит, иди скорее! – кричит Юго с террасы, где он собрался выпить кофе.
Анна вскакивает с кровати, бежит к нему. Юго включает громкую связь, накрывает руку Анны своей.
– Было два допроса, – начинает мэтр Хамади.
Позже они узнают, о чем шла речь, обещает она. Но не сейчас, пока это – опять и снова – секретная информация.
Вот что она может сказать: по требованию прокурора Лео завтра предстанет перед следственным судьей.
По спине Анны пробегают ледяные мурашки.
– Значит, сегодняшнюю ночь он может провести дома, – неуверенно произносит она.
– Конечно, нет, – возражает мэтр Хамади. – Он останется в полиции.
Нельзя ни поговорить с ним, ни даже увидеться. Никаких контактов, никакого общения. Таковы правила.
– А дальше?
– Дальше, по логике, судья примет решение.
И Лео вернется домой. Или нет.
* * *
Весь вечер они перебирают то, что им известно. И каждый раз приходят к одному и тому же выводу. Это какое-то безумие. Они стоят на краю пропасти, но не видят, насколько она глубока. Однако оба понимают, что больше не контролируют происходящее.
Анна отправляет сообщение Колин: пишет, что завтра не выйдет на работу и аптеку придется закрыть на один день «в связи с чрезвычайными обстоятельствами». В среду утром она обещает быть на месте. Колин отвечает: «Поняла, сожалею по поводу вашего сына».
Юго наконец решается позвонить своим родителям; они живут на баскском побережье и понятия не имеют о том, что произошло. Держа одной рукой телефон, другой он включает телевизор, выбирает новостной канал. Сообщение об аресте Лео передают бегущей строкой внизу экрана. Это ужасный удар, но Юго удается держать себя в руках. В разговоре с матерью он старается преуменьшить серьезность того, что случилось.
Анна собирается спать. Она достает из ящика прикроватной тумбочки старую коробочку с лексомилом. Поскольку давно его не принимала, проверяет срок годности, прежде чем проглотить таблетку. Она думает о том, удастся ли ее сыну сегодня заснуть. Напуган ли он? Что ел и пил? Получил ли вещи, которые она принесла? Один ли он в камере? И в камере ли он? Есть ли там кровать или хотя бы матрас, простыни, подушка? Удалось ли ему почистить зубы? Есть ли дверь в туалете?
Столько всего, что она не спросила у адвоката. А теперь уже слишком поздно звонить ей.
Лексомил начинает действовать – и она засыпает, словно отгородившись от всего стеной.
Что Анне понравилось больше всего, когда она впервые оказалась тут (родители Юго еще жили здесь, и это было нечто вроде официального знакомства; Анна помнит все, будто это было вчера: тогда она тщательно выбрала одежду – белую юбку и льняную блузку, – но из надкушенной вишенки брызнул сок, попал ей на юбку, и весь день она умирала от неловкости и мялась, пытаясь скрыть пятно), что совершенно заворожило ее, так это расположение дома – на возвышенности, откуда открывался вид на побережье. Анну никогда не привлекала близость к морю, куда с апреля по октябрь стекались толпы отдыхающих. Но на этом холме она чувствовала себя в безопасности – вдали от всего и от всех. Она видела перед собой не величественную виллу, а укрепленную крепость, которой правили могущественные люди. Когда Готье, устав от южной жары, переехали в Биарриц и предложили Юго занять виллу, у Анны словно выросли крылья. Она понимала, что не она хозяйка этого дома. Знала: все это еще нужно заслужить, и заслужить тяжелым трудом – как тем молодым актрисам, которые за бешеные деньги берут напрокат дизайнерские платья, чтобы пройтись по красной дорожке в ожидании того времени, когда модные дома начнут драться за возможность одевать их. Но каждый раз, останавливая машину у ограды, под тихо колышущимися кронами высоких деревьев, она чувствовала, как крепнет ее решимость. Все теперь казалось возможным, доступным, обещанным ей. Даже сегодня, петляя по шоссе и глядя в зеркало заднего вида на то, как редеют дома, как становится гуще сосновый лес, как приближается вершина холма, она испытывала эйфорию великих побед.
Для Лео все обстояло иначе. В детстве мать повсюду брала его с собой. Они вместе проезжали огромные расстояния – из школы на занятия дзюдо или на уроки музыки (а позже – в теннисный клуб), на прием к педиатру или к стоматологу, на чаепитие по случаю чьего-то дня рождения или к парикмахеру. В тринадцать лет Лео захотел больше независимости. Юго и Анна подарили ему велосипед, но толку от него было немного, ведь подъем от Городка до их дома был очень крутым. Лео начал ненавидеть это место, которое мешало ему общаться с друзьями так часто, как ему хотелось. Иногда он даже ненавидел родителей, которые постоянно твердили, как ему повезло жить в таком раю. Он чувствовал, что его не понимают, в ярости исписывал целые страницы, но потом комкал и выбрасывал их. Что-то удерживало его от прямого столкновения с матерью – что-то, чему он не смог бы дать имя. Он отказывался причинять ей боль. Перейдя в лицей, он потребовал купить ему мопед – на таких ездили почти все местные подростки, не желавшие бесконечно трястись в автобусе. Анна уступила. Ее жизнь и жизнь сына разделились. Закончились их долгие беседы, когда Лео задавал вопросы о том, как устроен мир (садясь в машину, они включали радио и обсуждали услышанное), когда делился с ней радостями или рассказывал о ссорах с друзьями, когда возмущался какой-нибудь несправедливостью или передразнивал ворчливого учителя. Принимая самостоятельность Лео, Анна осознанно отказывалась от маленького, тайного и уютного места, от обитого велюром кресла, сидя в котором она наблюдала за жизнью сына. Они отдалились друг от друга не только душой, но и телом. Лео начал стесняться физического контакта с родителями. Объятия становились все реже, целуя Анну, он едва прикасался к ней губами. Анну это не удивляло, но тем не менее причиняло боль.
А потом, в новой школе, которую они так долго выбирали и выбрали наконец из-за ее хорошей репутации и прекрасных показателей, Лео познакомился с Тимом, а Анна – с Аликс. Их с Лео пути не слились опять воедино, но все-таки вновь пересеклись. Это были не прежние тесные отношения, их вселенные продолжали существовать порознь, но все-таки двойная дружба детей и взрослых открывала новые перспективы, и когда обе пары обедали с сыновьями или брали их по воскресеньям на морскую прогулку, ее переполняло удивительное чувство гармонии и гордости.
Они поссорились, хотя не ссорились почти никогда. У Юго больше нет сил: Анна поставила будильник на полшестого утра и хочет ехать в полицию к семи. Лео повезут в суд! Значит, нужно быть там, и они смогут увидеть его хотя бы мельком. Но как считать двадцать четыре часа с момента задержания – со времени ареста или с того момента, когда задержанного привозят в участок? Еще один вопрос, который она не решилась задать адвокату. И за это готова влепить себе пощечину.
Она все продумала, рассчитала, учла все обстоятельства, и семь утра кажется ей самым разумным временем.
Юго находит ее план идиотским. Торчать перед участком с раннего утра и почти наверняка просто потерять время? Ему не понравилось агрессивное выражение лица Анны, когда он высказал свои опасения. Да что она себе воображает?
