Бей. Беги. Замри - Валери Тонг Куонг
Судьба Лео уже решена – была решена еще до того, как он туда вошел.
Дверь вновь открывается.
И вновь перед ними их мальчик в наручниках – опустив голову, слушает приговор.
– Тщательно взвесив все обстоятельства, я приняла решение. Господин Готье, вы будете помещены под арест на четыре месяца, с возможностью продления этого срока. Основания для ареста подробно изложены в постановлении суда. Вы получите копию и сможете с ним ознакомиться. Иная мера пресечения возможной не представляется, учитывая серьезность произошедшего, обстановку в обществе и особые обстоятельства этого дела. Решение можно обжаловать в течение десяти дней.
Время 14:15. В животе у прокурора громко урчит, в зале раздается приглушенный смех.
Лео, абсолютно раздавленный, расписывается в том, что получил копию постановления суда. Опустив голову, он покидает зал в сопровождении полицейских.
Юго обнимает Анну.
Хватило меньше трех суток, чтобы их идеальная жизнь погрузилась во тьму.
Одну из самых жестоких пыток, повлекшую за собой все остальные, Анна претерпела в школе. Ей семь лет. Тому, кто всем там заправляет, – девять. У него изрытое оспинами лицо и желтые змеиные глаза. На переменах, стоя в окружении подобострастной свиты под большим кленом, он выбирает жертв, выносит приговоры, назначает исполнителей.
Честно говоря, и приговоренные, и палачи всегда одни и те же.
В тот день двое мальчишек хватают Анну, волокут к ограде и привязывают за руки к решетке. Сидящая на голом бетоне, со стянутыми веревкой за спиной руками, она похожа на брошенную куклу. Шпагат, которым перехватывают мясо для запекания, врезается в плоть, колени стучат друг о друга, но это же игра, успокаивает она себя вслух: ее скоро освободят.
Низкое зимнее небо заволакивает холодной тенью. Поднимается ветер, тучи вот-вот прорвутся дождем. Еще секунда – и на школу обрушатся потоки воды. Раздается звонок, возвещающий о конце перемены, дети, галдя, сбегаются со всех сторон, строятся под навесом, исчезают в здании школы.
Анна видит, как окна, одно за другим, вспыхивают – в них зажигается теплый, живой свет. Здесь, снаружи, начинается гроза, по ней лупят струи дождя. Опустив голову, она изо всех сил пытается освободиться, но только ранит себя. Порывы ветра оглушают ее, воют в ушах, волосы лезут в глаза, в рот, ей холодно, она плачет.
Так проходят двадцать минут, но Анне они кажутся двадцатью годами. Наконец учительница замечает, что Анны Лакур нет в классе, она поднимает тревогу.
Змей выбрал тот угол двора, который из здания школы не видно. Далеко не сразу директору удается обнаружить девочку, привязанную за кленом. Чтобы отвязать ее, времени нужно еще больше: узлы на мокром шпагате затянуты намертво. «Ну, – говорит директор, – кто-то постарался тебя привязать!»
Он хочет обнять Анну, но отступает, понимая, что она описалась. От нее неприятно пахнет. Тогда директор берет ее за руку и спрашивает, кто с ней так жестоко обошелся. Анна не отвечает.
Позже он заставляет всех учеников построиться в столовой и предупреждает: если никто не признается, он накажет всех.
Все молчат.
А на следующий день кто-то распускает слух, что Анна Лакур описалась. С этого дня все зовут ее зассыхой.
Их сына везут в тюрьму. Хотя слово «тюрьма» ни разу не было произнесено – как будто оно неприличное, и все стараются его избегать, используя менее неловкие: «заключение», «лишение свободы», «срок». Анна оглушена. Она не поднимает глаз от холодного кафельного пола, старается удержаться от слез. Юго, наоборот, кипит от возмущения. Он требует отчета! Как подобное могло произойти? Мальчик, чье прошлое чище, чем у монахини! Из-за какой-то потасовки! Услышав раскаты его голоса, люди в коридоре оборачиваются.
Адвокат спрашивает, видел ли он, что творится в социальных сетях. Осознал ли, насколько усилилось напряжение в стране за последние несколько часов? Все уже дошли до точки кипения. Она показывает ему на своем телефоне длинный список групп, страниц, хештегов, упоминающих Лео: «Поддержи Лео Готье», «Желтые жилеты с Лео Готье», «Против притеснений – с Лео Готье», «Разгневанные старшеклассники с Лео Готье», «Против полицейского насилия – с Лео Готье», «Я/Мы Лео Готье».
Юго раздраженно отталкивает телефон:
– Вот больные. Кому нужна такая поддержка!
– И это только то, что можно найти в пару кликов, – замечает адвокат. – Вашего сына считают героем. Речь уже идет не о какой-то потасовке. Хотите вы или нет, все перешло на другой уровень.
– Наркотики, – вдруг произносит Анна, будто очнувшись от глубокого сна. – Почему прокурор упомянул наркотики?
Она сбита с толку, не знает, в каком направлении двигаться, что выбрать – ярость или ужас, надежду или отчаяние.
– Об этом вы должны поговорить с Лео, – советует мэтр Хамади. – Это есть в материалах дела, мне тут нечего комментировать. В любом случае не наркотики стали причиной такого решения судьи.
– Мы должны подать апелляцию, – твердо говорит Юго. – Немедленно.
– Это будет неразумно, месье Готье, и я объясню это Лео. И начну собирать материалы для ходатайства об освобождении. А ваша задача сейчас – получить разрешение на посещение и подготовить все, что ему понадобится во время содержания под стражей. Сделать придется немало, вам будет чем заняться. Может, запишете то, что я сейчас скажу?
Ее голос почти не меняется. Это могло бы успокоить Анну, но, наоборот, лишь расстраивает ее. Она не может не думать о том, что Лео для адвоката – лишь один из многих. Как бы эта женщина вела себя, если бы речь шла о ее сыне, брате или отце?
Адвокат начинает диктовать бесконечный список дел, которые им предстоят в ближайшее время: нужно заполнить формы и подать документы, чтобы получить разрешение на свидание, а потом ждать две недели. Привезти в тюрьму передачу: белье в прозрачном пластиковом пакете с ручками, но без швов, подписать его именем Лео и его номером в реестре заключенных. К пакету скотчем приклеить список вещей, никакой одежды с капюшоном или высоким воротником, ничего на подкладке или стеганого, никакой обуви на веревочной подошве, никаких металлических деталей, не забудьте банное полотенце не более 120 сантиметров длиной, шлепанцы для душа, халат. Из материалов запрещена кожа, натуральная и искусственная. Из цветов: хаки, камуфляжная расцветка и, что важнее всего, синий. Синий – только для надзирателей (Анна думает о спортивной сумке, которую привезла накануне: из ткани, с простроченными швами; думает о джинсах, трусах и рубашках поло – все синие, запрещенного синего цвета, что за бестолочь, почему она ничего не узнала заранее, а те полицейские – почему они позволили ей это сделать, наверное, им было смешно смотреть, как она несет свою бесполезную сумку, свою идиотскую сумку, которую они потом зашвырнули куда-нибудь в шкаф). Подумайте о том, как будете забирать грязную одежду, когда разрешат свидания, иначе Лео придется стирать самому в камере или в туалете. Нужно будет переводить ему деньги, 200–300 евро в месяц, чтобы Лео мог ходить в столовую, оплачивать телефон и улучшать условия своего содержания. У него будет личный счет, с которого он сможет платить, – а платить придется за все: за мыло, туалетную бумагу, телевизор, письменные принадлежности, за право пользоваться холодильником, чайником, электроплиткой, игровой приставкой, за еду, чтобы как-то варьировать однообразный (мягко говоря) рацион. Макароны, печенье, шоколад – все это есть в тюремном каталоге. Пишите ему письма, отправляйте фотографии или рисунки и марки – чтобы Лео мог писать в ответ, но будьте осторожны, конверты не должны походить на посылки и превышать формат А3, послания не должны быть написаны шифром или выглядеть как зашифрованные. Выражать свои мысли нужно предельно понятно, называя всё и всех своими именами, – вам это может показаться странным, но поверьте, домашние выражения и прозвища могут вызвать у проверяющих подозрение. Необходимо следить за тем, что вы пишете, поскольку вся корреспонденция вскрывается как при отправке, так и при получении и может быть прочитана, интерпретирована, скопирована и приобщена к делу. Будьте также готовы к тому, что письма и передачи доставляют всегда по-разному – иногда быстро, а иногда очень долго, поскольку все проходит через руки судебного следователя.
Она умолкает, мысленно проверяя, не забыла ли
