Бей. Беги. Замри - Валери Тонг Куонг

Валери Тонг Куонг

Бей. Беги. Замри

Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)

Переводчик: Мария Рожнова

Редактор: Валерия Фридман

Главный редактор: Яна Грецова

Руководитель проекта: Дарья Башкова

Арт-директор: Юрий Буга

Дизайнер: Денис Изотов

Корректоры: Мария Прянишникова-Перепелюк, Оксана Дьяченко

Верстальщик: Александр Абрамов

Разработка дизайн-системы и стандартов стиля DesignWorkout®

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Éditions Jean-Claude Lattès, 2021

© Фотография на обложке. Cavan Images / Getty Images

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2025

* * *

Эрику

и Анне

Отец, прошел целый год.

Опавшие листья

могильной плитой

Укрыли меня, мою плоть.

Осколок сияющий лета вонзился в меня

И остался.

Лишь единственной

Костью мятежной

Не мертва я. Жду.

Исчезнет тепло, и тогда

Лежать останусь в снегу.

Одри Лорд[1]

Три года назад в аптеке произошел инцидент. Женщина, которую никто раньше тут не видел, украла тональный крем. Кража была мелкой, но все значительно усложнилось, когда Коли́н, провизор, женщину задержала. Та начала драться, оскорблять Колин, и Анна поспешила на помощь. Женщина клялась, что забыла поставить крем обратно на полку, возмущалась, что с ней обращаются как с воровкой, но, как ни странно, коробочку из рук не выпускала – продолжала сжимать ее побелевшими, будто обескровленными пальцами.

Схватка была короткой и яростной. В суматохе опрокинули стеллаж, из-за чего у Колин оказался сломан большой палец на левой ноге. С погрома и перелома все и началось. Если бы не это, Анна отчитала бы женщину и забрала крем. Но Колин была потрясена, травмирована и написала заявление в полицию.

На суде выяснилось, что аптечная воровка уже условно осуждена на четыре месяца – за умышленное причинение физического вреда. Условный срок тут же заменили реальным, выдали ордер на арест, и женщину взяли под стражу в зале суда – на глазах у Колин, Анны и нескольких постоянных посетителей аптеки.

* * *

Югó, муж Анны, в то время еще работал в местной редакции региональной газеты и писал о любом событии, имевшем хоть какое-то отношение к жизни их городка, – от несчастного случая, повлекшего гибель четырех молодых людей, слишком много выпивших на дискотеке, до открытия новой площадки для игры в петанк. На каждую заметку отводилось ровно четверть страницы, и это пространство непременно нужно было чем-то заполнить: рассказом о погубленных жизнях или репортажем о состязаниях пенсионерских триплетов[2] – информация, а вернее ее правильная подача, очень важны. Юго сплетал строки, заполняя пустоту, лишь бы не потерять колонку, так же, как мэрия занималась благоустройством дорог, лишь бы не лишиться субсидий. Однако на этот раз материал попался идеальный: интервью с Колин – в статье он называл ее «хрупким провизором» – и, что было еще лучше, с его собственной женой. Анна рассказала о странном предчувствии, которое возникло у нее, едва женщина с бегающим взглядом переступила порог аптеки.

На самом деле Анна узнала дешевую ткань платья, плохо пропечатанные цветочные узоры, неровные швы. Узнала потерявшие форму ботинки и стоптанные подошвы. Узнала темные круги под глазами, отросшие седые корни тусклых волос. И, что важнее всего, она узнала неуверенность, свойственную тому, кто постоянно чувствует себя виноватым и твердо верит: что бы там в конституции ни говорилось, права, которыми обладает большинство сограждан, на него не распространяются. Этот набор тревожных сигналов пробудил к жизни ту часть Анны, которую она давно и наглухо замуровала у себя внутри, и привел ее к однозначному выводу. Но об этом она мужу говорить не стала. Можно было бы упрекнуть ее в том, что она упрощает картину мира, не вполне справедливо полагая, будто воровство всегда идет рука об руку с бедностью. Ведь на самом деле все гораздо сложнее… Но Анна не собиралась никому ничего объяснять.

Она просто сказала Юго: «Я сразу поняла: жди неприятностей».

* * *

Женщина долго стояла перед стеллажом с косметикой – брала коробочки, клала их обратно, выбирала другие… Это продолжалось бесконечно. А затем она внезапно направилась к выходу, держа в руке тональный крем. Анна подала Колин знак, чтобы та остановила посетительницу. В ее голову даже на долю секунды не закралось предположение, что женщина могла быть поглощена своими мыслями, рассеянна или просто совершила оплошность. Факт, что та уже была осуждена за проявление насилия – а ведь это не шутки! – Анна сочла лишним подтверждением своей правоты.

Выходя из зала суда, Юго воскликнул: «Насильственные действия! Как может женщина так себя вести?»

Вечером он предложил открыть бутылку хорошего вина: в конце концов, они это заслужили.

В аптеке маленького городка, окруженного соснами и пропитанного сладковатым смолистым запахом, вновь воцарился покой. Анна постаралась выбросить происшествие из головы, но это было не так-то просто. Порой, когда она оставалась дома одна и любовалась из огромного эркера великолепным видом на море, перед ней посреди неба вдруг возникало окаменевшее лицо женщины, которую полицейские выводят из здания суда, – возникало снова и снова, как незаживающая рана.

Если бы Анне Готье по какой-либо причине пришлось в тот день подводить итоги своей жизни, она, вероятно, нарисовала бы ломаную линию, состоящую из трех отрезков. Первый символизировал бы ее детство и юность. При мысли об этом времени в голове у нее возникал отвратительный образ перекрученной толстой кишки. И живот действительно начинало крутить, когда она вспоминала жестокую и беспощадную борьбу, которую приходилось вести, чтобы выжить, и о том, как она научилась смотреть в лицо ужасу, прижигать раны и примерять свои первые маски. У нее все получилось. Она выбралась, извлекла себя оттуда – проявив немалое упорство и кое-чем пожертвовав, – когда поняла, что терять ей нечего.

Второй отрезок представлял бы ее молодость – начало взрослой жизни, студенческие годы, встречу с Юго, их брак и последовавшее за ним рождение Лео, работу в аптеке, обустройство дома. Иными словами – ее новую жизнь, которую она так кропотливо создавала, движимая яростным желанием подняться над собой прежней и воздвигнуть прочные стены между прошлым и настоящим. Именно тогда Анна впервые узнала вкус свободы – волнующий, но смутный, омраченный сознанием того, что свободна она не полностью, ведь еще не все старые связи оборваны.

Поэтому третий отрезок ее жизни начинался бы после смерти матери, осенью 2007 года, через два года после того, как умер отец. Во время похорон, на опустевшем кладбище, вместе с глубокой болью утраты Анна почувствовала и огромное облегчение. Хоронили не только ее мать, но и того ребенка, того подростка, которым она, Анна, когда-то была. Опустившаяся на могилу плита погребла под собой призраки ее прошлого, навсегда заглушив их злобный смех. После похорон Анна отправилась в дом престарелых, чтобы уладить последние формальности. Ей выдали поношенную одежду, несколько статуэток ангелочков с наивными лицами,