Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Понял.
– Действуй. – Никита перевёл взгляд на Вербина. – Что скажешь?
– Нам нужен этот ноутбук, – почти равнодушно произнёс Феликс.
– Да. – Гордеев помолчал. Потом вспомнил, с кем говорит, оценил тон, которым была произнесена фраза, и насупился: – Что не так?
– Нам нужен этот ноутбук, поэтому он у нас есть.
– Он случайно разрядился, а здесь полно компьютеров. – Никита обвёл рукой комнату. – За всеми не уследишь.
Вербин молча кивнул.
– Чёрт, Феликс, я скоро начну думать о тебе так же, как Голубев. – Гордеев покрутил головой. – Ну, чем ты опять недоволен?
– Лидия осталась жива.
– Это же хорошо!
– Две ошибки подряд, Никита, две ошибки подряд: с ноутбуком и с Лидией. – Вербин засунул руки в карманы и улыбнулся: – До сих пор он себе такого не позволял.
* * *
– Все эти дни вы задавались вопросом почему я молчу. Настало время дать ответ. И ответ прямой. И честный. Я хранил молчание по двум причинам. Во-первых, чтобы не спугнуть тех, чьи грязные делишки я собирался выставить на всеобщее обозрение. Во-вторых, всё это время я молчал, потому что умер. Меня убили за то, что я отказался снять с экспозиции одну из картин. И сейчас вы слушаете мёртвого человека. Я сделал эту запись заранее, на тот случай, если меня убьют, и поэтому не знаю, кто именно меня убил. Или кто меня заказал. Я не могу дать полиции подсказку, но надеюсь, что они отыщут преступника. Круг подозреваемых невелик, но в него входят весьма влиятельные люди, и именно это обстоятельство заставило меня в своё время… испугаться. Мне трудно признаваться, но я испугался. Я испугался так сильно, что молчал очень долго. Слишком долго. И начал я молчать двенадцать лет назад, когда увидел в парке человека, убившего другого человека выстрелом в затылок…
Своё заявление, записанное изменённым голосом, Абедалониум не только разослал блогерам и СМИ, но и выложил в Сеть. Ровно в два часа дня файл автоматически выгрузился во все социальные сети художника и на многие открытые площадки. К половине третьего его прослушали полтора миллиона раз.
– Вторую ночь в Куммолово я решил провести на улице, благо, было достаточно тепло, и не сразу понял, что меня разбудило. К счастью, я не подал голос и не сильно заворочался: я молча расстегнул спальный мешок, привстал, огляделся и заметил двух мужчин, копошащихся примерно в полусотне метрах от меня. Я сразу понял, что дело нечисто, некоторое время сидел неподвижно, затем бесшумно поднялся и сумел незамеченным проскользнуть к дороге. Я собирался добраться до своей машины и уехать, а за вещами вернуться днём, но в темноте ошибся и вышел к машине незнакомцев. Подумал и на всякий случай сфотографировал её номер. Затем спрятался, дождался, когда они уедут, а на рассвете отыскал замаскированный колодец и заглянул в него…
Сообщение о том, что Абедалониум заговорил, Вербин и Гордеев услышали по радио. Никита отыскал в Сети файл, Феликс в это время парковался, после чего полицейские запустили его и принялись внимательно слушать. Не останавливая и не обмениваясь впечатлениями.
– …Сказать, что я был потрясён, значит, промолчать. Я знал Барби как весёлую, никогда не унывающую женщину. Я представить не мог, что под оболочкой скрывается не просто жёсткая сутенёрша, но настоящий монстр, ненавидящий молодых женщин за их красоту и свежесть…
Веронике не нужно было делать пометки – она уже написала статью, в которой проанализировала заявление Абедалониума, и сделала предварительные выводы. И сейчас, вполуха слушая трансляцию, она неспешно перечитывала её, подчищая неудачные обороты и расставляя «забытые» запятые. Спокойно и неторопливо редактировала текст, поскольку собиралась выложить его минут через десять после того, как закончится выступление.
– Вы наверняка задумались над тем, как мне удалось узнать так много? Не стану скрывать: незаконным способом. У меня есть помощники, которые взламывали компьютеры людей, на которых я указывал, взламывали пароли файлов и находили материалы, от которых волосы вставали дыбом. Находили фотографии и видеозаписи, которые у нормальных людей могут вызвать только омерзение. А они, эти люди, пересматривают эти страшные материалы, наслаждаясь тем, что творили…
Обращение оказалось длинным, но мало кто его остановил, «чтобы дослушать потом»: люди понимали, что за каждым словом Абедалониума – кровь, преступление, жертвы, и старались не упустить ни слова. Не каждый день в прямом эфире транслируют разгадку настоящих убийств.
– Я хотел закончить послание красивым жестом, хотел раскрыть инкогнито, явиться в полицию и ответить на их вопросы. И на ваши вопросы, друзья. Я хотел так сделать, но раз я умер, то пусть в истории останется один-единственный секрет – моё настоящее имя. Вы знаете меня как Абедалониума, и я останусь им навсегда.
Ада сняла наушники, медленно вернула их в футляр и посмотрела на Полину, которая проделывала точно такую же операцию.
– На этом всё? – спросила девушка. – Теперь всё встало на свои места?
– Не уверена, – покачала головой Кожина. – Феликс ни за что не примет преподнесённые на блюдечке результаты.
* * *
– Теперь всё встало на свои места? – мрачно спросил Васильев, едва Гордеев и Вербин переступили порог кабинета.
– Чушь, – коротко, но очень уверенно высказался Феликс.
– Почему? – Полковник жестом предложил оперативникам расположиться за столом. – Я не сомневался, что ты ответишь именно так, но хотелось бы понимать твои резоны.
Шутке никто не улыбнулся – обстоятельства не располагали.
– Абедалониум перечислил именно те версии, которые мы обсуждали, – ответил Феликс. – Версии, выстроенные на тех уликах, которые мы от него получили, а значит, ложные.
– Но улики настоящие.
Да, так будут говорить все: и руководство, и журналисты, и общество. И спорить с ними Вербин не мог, потому что улики действительно были настоящими, он в этом не сомневался.
– Заявление направлено на то, чтобы вбросить в медиапространство свою трактовку событий и заставить нас принять её в качестве единственно верной.
– Как нас заставишь?
– Давлением общества, – пожал плечами Вербин. – Люди хотят, чтобы им внятно объяснили, что произошло.
Он не сказал «хотят знать правду», а собеседники его не поправили. И Васильев, и Гордеев понимали, что Феликс прав.
– Руководство хочет, чтобы происходящее как можно скорее закончилось внятным, приемлемым для всех объяснением. Желательно с наказанием виновных. Поэтому Голубев до сих пор не звонит: сейчас его расспрашивают, насколько объяснения Абедалониума соответствуют уликам. И Голубев скажет, что на сто процентов – ничего другого ему не остаётся.
– Витя дал тебе сутки, – угрюмо напомнил Васильев. – И поверь, он своё слово сдержит. – Полковник помолчал. – Ну, может, не сутки, но до утра время точно есть.
– До утра… – Феликс переглянулся с Гордеевым и улыбнулся. – Постараемся успеть.
– Что задумали? – спросил Васильев.
– Почему вы мне поверили, Андрей Андреевич? – неожиданно спросил Вербин.
Полковник помолчал и усмехнулся, глядя Феликсу в глаза:
– Потому что ты предложил красивую версию, которую интересно крутить.
– Нет, – покачал головой Вербин. – Я предложил фантастическую версию, абсолютно киношную. Вы обязаны были меня высмеять или предложить протрезветь. Моя версия подразумевает, что шестнадцатилетний паренёк, потерявший в кровавом погроме обоих родителей, дом и будущее, сменил имя, завладев чужими документами, скорее всего, свидетельством о рождении, поскольку в нём нет фотографии, проехал через половину страны с младенцем на руках, начал новую жизнь и добился в ней успеха. А ещё, возможно, втайне стал знаменитым на весь мир художником, исполнив мечту детства. Почему вы согласились с моей версией, которая никак не объясняет, для чего мальчишке понадобилось менять имя?
– Потому что в тысяча девятьсот девяностом году погромщики растерзали семью Бориса Зиновьева и сожгли его дом, – медленно произнёс Васильев. – Возможно, произошло что-то ещё более страшное, возможно, было только это, но я уверен, что именно случившееся заставило парня сменить имя, оставило на душе неизгладимый след и…
– Наполнило яростью, – вдруг понял Вербин.
– Да, – согласился полковник.
– Невозможно представить, что он пережил, – добавил Гордеев.
– Пережил и теперь несёт в себе.
– Ярость, – повторил за Феликсом Васильев.
– И гнев. – Вербин помолчал. – Жуткое сочетание.
– Шестнадцать лет назад кто-то начал убивать гастарбайтеров из Таджикистана, – продолжил полковник. – Открыл настоящую охоту, причём, с характерным почерком: убийца перерезал жертвам горло. Исходя
