Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Возле усадьбы раздается скрежет и лязг металла. Поворачиваемся и видим, как воздух на террасе на короткое время мерцает, будто там ниспадает тончайший водопад. За этим почти незаметным искажением атмосферы проглядывает пустая инвалидная коляска. Ее хозяин уже находится на высоте сотен метров. Кажется, он тянется к земле, но потом переворачивается и ныряет головой вперед в красное небо.
Неужели эти тела привлекли что-то из-за тех деревьев? Значит, умершие вовсе не были брошены? Их сейчас убирают, как объедки после пира?
Розовый солнечный свет искрится и блестит на тающих снежных дюнах, обнажая цветы и ароматную землю. Лепнина и стекло здания омываются рубиновым свечением. Темное внутреннее пространство усадьбы кажется еще более пустым, чем несколько мгновений назад.
Глубокий алый цвет окрашивает горизонт с востока до запада, где садится изгнанное солнце. Там, с последними лучами дневного света, подобно гангрене распространяются тонкие пунцовые полосы. На востоке сгущаются коричневато-красные облака, новые континенты из пара, окрашенные в цвет мокрого кирпича. На всех остальных участках небосклона появляются фиолетовые прорехи, сквозь которые проглядывает ледяной космос, лежащий за пределами атмосферы. Наступает ночь, но нигде на Земле нет подобного неба.
В течение нескольких часов этот непрерывный облачный покров рассеивался и теперь собирается растаять вместе с последним снегом. Луна в фазе третьей четверти кажется слишком большой. Видимая поверхность знакомого спутника тоже цвета китайской розы; окружающий ореол красновато-коричневый, как старое мясо.
Из-за распадающихся клочьев облаков появляется, разрастаясь до бесконечности, нечто гораздо крупнее. Во внешней тьме, окутывающей землю, появляется нечеткий угольно-черный силуэт. Только этот объект ближе к Земле, чем луна, и он не сферической формы.
Его вершина становится настолько темной, что исчезает в наступающей ночи. Но ниже проглядывают бугристые очертания огромного, бесформенного небесного тела, которого там быть не должно. Нижняя часть испещрена пятнами красного света, не более отчетливыми, чем лунные кратеры в ясную ночь, хотя эти дыры сияют, как рубины.
Кажется, что объект висит, парит за пределами атмосферы, хотя вряд ли он неподвижен. Он либо застрял на земной орбите, либо намеренно перемещается со скоростью вращения Земли, чтобы сохранить свое положение. Над этим странным, незнакомым, ни с того ни с сего покрасневшим миром висит нечто, похожее на новую планету. Настолько темное, что вот-вот снова станет невидимым в быстро опускающейся ночи. Черная необъятность, приблизившаяся к Земле. Как долго это инородное тело добиралось сюда? Возможно, до своей остановки оно прошло мимо Земли незамеченным.
За усадьбой поднимается столб дыма.
Об этих безлюдьях: заметки к рассказам
В 2006 году я путешествовал по Польше и, находясь в Кракове, почувствовал, что должен посетить Освенцим. Я предполагал, что этот опыт будет максимально смиряющим, горьким и насыщенным. Отчасти он таким и стал, хотя я не получил ожидаемого впечатления. Неужели я настолько черствый и бессердечный? Больше всего я ужаснулся из-за того, что испытал недостаточно чувств. Хотя дело вовсе не во мне, а в месте, увековечившем самое бесчеловечное и шокирующее поведение, на которое оказался способен наш вид и которое он охотно и решительно демонстрирует. Может, мне оказалось не по силам правильно и в полной мере понять это место? Потребуется время. Время, не омраченное ожиданием.
Но главная проблема, как я понял, заключалась в том, что там одновременно находилось слишком много людей. Мой визит грозилась испортить музейная атмосфера искусственности. Хоть это и было место крайнего ужаса и бесчеловечности, я находился в точной его копии, так как почти все оригинальные постройки и улики были уничтожены отступающими охранниками. Но позже я взял такси до соседнего Биркенау и там вдруг почувствовал то, что ожидал ощутить в Освенциме. То, что никогда раньше не испытывал и не захотел бы снова испытать.
Поистине ошеломленный, я совершенно растерялся. Вместе с моим молчаливым другом стоял на сторожевой вышке и смотрел на пейзаж из бараков, других вышек и заборов, окрашенных в пепельные оттенки – от бледного до темного. Прочитав достаточно много об ужасах Второй мировой войны, я оказался в ситуации, в которой счел неразумным дать своему воображению разыграться. Я не мог позволить себе мысленно исследовать эти замерзшие деревянные строения, расположенные рядами у меня под ногами, и слишком долго думать об их обитателях и о том, как они страдали. То, что там происходило, было, пожалуй, слишком тяжелым для длительного обдумывания, но также наполнило саму землю отголосками ужаса. Мне не пришлось фотографировать – увиденное наложило на мой разум неизгладимый отпечаток.
Я также думал о тех, кто первыми столкнулись с другими последствиями, коих в истории человечества было не счесть. Особенно с деревнями и церквями в Руанде полвека спустя, на следующий день после того, как догорел пожар геноцида. Я думал о фотографиях с мест преступлений, которые видел в книгах по криминалистике, в документальных фильмах и в интернет-газетах. Одно из первых шокирующих впечатлений на меня произвела фотография женской ступни, лежащей у газового камина – идеальной формы, все еще в туфле, рядом с грудой пепла. Затем снимок из «Тайм Лайф», на котором изображена какая-то красотка, спрыгнувшая с Эмпайр стейт билдинг и приземлившаяся на стоящую внизу машину. Еще фотография заживо сгоревшего в танке японского солдата, чья обожженная голова торчала из башни. Чистый ужас. Отдельные образы запоминаются лучше, чем целые рассказы, книги или фильмы.
Следы любого чудовищного акта вызывают очень глубокое переживание. И эту идею я всегда находил захватывающей и пугающей. Выявление таких последствий в определенном месте, несомненно, будет сопровождаться ощущением замершего времени. Когда осознается весь ужас произошедшего, может показаться, что даже Земля перестает вращаться. К счастью, я способен лишь представить себе, какой удар получают чувства, когда открывшийся кошмар целиком захватывает их. Но могут ли такие травмирующие с точки зрения наблюдателя моменты, часто случающиеся там, где остались следы бесчеловечности или стихийных бедствий, обладать необычным характером и сверхъестественной атмосферой? Поскольку находиться там и видеть это для большинства из нас – нечто из ряда вон выходящее.
Но темой этого сборника я сделал не статичные изображения какого-то момента, а конкретные места, в которых обнаруживаются странные и ужасающие находки. Экстраординарные последствия неизбежно и естественным образом наполняются нарративом, пропитываются потенциалом для сюжета. Чтобы устоять перед ужасом, разум заполняется любопытством, задает вопросы. Как произошло это событие или ситуация? Кто были люди, погибшие здесь? Что они чувствовали перед смертью?
Такие «заряженные» пространства, естественно, вызывают ощущение таинственности, указывают на наличие потустороннего присутствия, как бывает в домах
