Бюро темных дел - Фуасье Эрик
Валантен все никак не мог поверить своим ушам. Время, чтобы все хорошенько обдумать?! Да ведь префект на блюдечке с голубой каемкой предлагает ему полную свободу действий и все необходимые ресурсы для охоты на Викария и для борьбы со Злом, то есть дарит ему возможность продолжить дело, не законченное его приемным отцом! О чем тут думать? Его выбор сделан!
И с глубочайшей благодарностью он незамедлительно дал именно тот ответ, которого префект Трейар ожидал.
Эпилог. Дневник Дамьена
К чему переносить все это на бумагу? На что я надеюсь, прислушиваясь в тиши своей спальни к скрипу гусиного пера, стонущего в моих пальцах? Куда приведут меня извилистые тропы, проложенные чернилами на белизне страниц? Неужто они подскажут мне выход? Выведут из тени к свету? Из небытия к жизни?
Эти строки, только что перечитанные мною, открывают дневник Дамьена. Мой дневник. Я написал их в апреле 1826 года, той печальной весной…
В тот год, впрочем, не было никакой смены сезонов. В природе словно бы что-то разладилось, и погода сама пребывала в смятении, созвучная нашим заблудшим душам. Весна выдалась унылая – серость, забрызганная слезами. И душа моя, тоже сделавшись серой, непрерывно рыдала. За какие-то несколько недель я обрел память и свое настоящее имя, а потом одного за другим потерял двух самых близких людей – отца и славную мою Эрнестину. Внутри меня бушевала буря: осенние ветра кружились там в безумной сарабанде, не стихали вихри из тех, что за ночь могут раздеть целый лес догола, до последнего листочка. Я был как пьяный посреди всего этого безумия, в моих ушах звучали вой и стенания. Я не мог сомкнуть глаз, не спал ночами напролет, а днем угрюмо слонялся по пустой квартире, снедаемый угрызениями совести.
Невозможно было запретить себе думать о том последнем разговоре с отцом. Я снова и снова прокручивал в голове слишком резкие слова, брошенные нами друг другу. И спрашивал себя, можно ли было избежать той ссоры. С тех пор как отец понял, что воспоминания начали возвращаться ко мне, он постоянно пытался со мной это обсудить. Говорил, что доктор Эскироль высказался весьма категорично: пока Валантен во мне доминирует над Дамьеном, я не смогу примириться со своим прошлым. Мне необходимо сломать выстроенные защитные барьеры, чтобы, как высокопарно выразился психиатр, начался процесс «рубцевания памяти».
Только вот это было невозможно. В глубине души я был убежден, что, пока Викария не постигнет заслуженная кара, Дамьен не сумеет выйти из темного погреба, где я его оставил. Но я не знал, как объяснить это отцу, попросту не находил нужных слов. Это было выше моих сил. А отец, будучи воплощенными добротой и терпением, не мог понять, почему я так упорствую. Адепт научного прогресса, Гиацинт Верн свято верил во всемогущество медицины, и я чувствовал, что он сердится на меня за то, что я отвергаю предложенное им решение.
Когда мне сказали о его смерти, я страшно разозлился на самого себя. Этот человек дал мне все: крышу над головой, образование, имя. Я обязан ему своей нынешней жизнью. И когда он впервые попросил от меня что-то взамен – всего лишь согласиться на лечение, найденное им для меня, – я ему отказал. В тот раз – в последний раз, когда я общался с ним перед его безвременной смертью, – мы расстались почти во гневе. Но я не хотел причинить ему боль. А чего хотел, чего все еще хочу сейчас – и сам не очень-то понимаю. Видимо, слишком глубока была у меня уверенность в том, что я смогу вернуться к нормальной жизни, лишь когда тот, кто стал причиной всех моих зол, будет наказан.
Во дни, последовавшие за похоронами на Южном кладбище, которое отец сам выбрал и давно перенес туда останки своей драгоценной Клариссы, я почти не сомневался, что и сам уйду в вечную ночь, откуда нет возврата. Но этого не случилось. Ночь не пожелала меня принять, или, скорее, я сам ее в конце концов отверг. Надо думать, я обладаю беспримерной жизненной силой, которую не могут отнять у меня и самые страшные несчастья. Как тонущий пловец, достигнув дна, отталкивается от него пятками, чтобы всплыть на поверхность, я сумел вырваться из хватки теней, угрожавших утопить меня во мраке.
У Валантена Верна еще оставалась важная миссия: надо было положить конец злодеяниям Викария, начать за ним погоню с того места, где вынужден был остановиться Гиацинт Верн. Но в память об отце и для того, чтобы искупить свою вину перед ним, я должен был совершить долгое и тягостное путешествие в собственное прошлое. Пусть я не мог вернуть себе личность Дамьена Комба, но, по крайней мере, в моей власти было написать его историю, хронику сошествия в ад. Мне нужно было найти выход из лабиринта, проложить путь из тьмы на свет.
Сейчас дневник Дамьена лежит прямо передо мной. Внушительная стопка страниц, самые старые из которых уже пожелтели. Эти последние строки я пишу в неколебимой надежде, что труд мой не напрасен. Очень скоро, когда я отложу перо, часть моей жизни закончится вместе с этим дневником. Приемный отец все-таки оказался прав: я действительно должен был набраться смелости, спуститься в тот страшный погреб и протянуть руку Дамьену. Это было необходимо, потому что слишком долго меня терзало смутное чувство вины. Чувство, опасное тем, что к нему мало-помалу привыкаешь и даже начинаешь находить в нем удовольствие, а оно тем временем незаметно сводит тебя с ума. Теперь для меня все это позади. И я знаю, что мне еще предстоит сделать. Рано или поздно на пути Викария встанет человек. Какая разница, как его будут звать – Валантен или Дамьен? Главное, он выполнит то, чему суждено свершиться!
Сейчас я подложу эту последнюю страницу в стопку исписанных листов, в самый низ, перевяжу их веревкой и, покинув свои апартаменты на улице Шерш-Миди, отправлюсь к Аглаэ. Я по-прежнему не знаю, возможно ли что-нибудь между нами, сумеет ли мое тело без противления принять ласки и объятия другого человека, но мне кажется, надо это проверить. Хотя бы попробовать. Оно того стоит.
На пути к Аглаэ мне нужно будет перейти Сену по мосту. Я возьму дневник с собой. Возьму, чтобы дать ей прочитать или чтобы бросить в реку.
Пока не знаю. Пока не решил…
От автора
Когда я только начинал обдумывать приключения некоего полицейского, чьей специализацией должно быть раскрытие темных дел – таких, которые послужат предлогом рассказать о многочисленных научных открытиях и изобретениях XIX века, – на ум мне сразу пришел период Июльской монархии (1830–1848). Те годы были во многих отношениях судьбоносными. Бурное развитие наук и технический прогресс способствовали небывалому росту экономики, достигшей расцвета при Второй империи[79]. Вместе с тем обнищание беднейших классов и расслоение оппозиции вызвали сильную политическую нестабильность и привели к разрушению социальных институтов, унаследованных от Старого режима. Все это представляет собой чрезвычайно выгодные декорации для детективного сюжета.
Как показывает исторический фон романа, Июльская монархия началась с эпохи смуты и потрясений. На городских улицах не утихали волнения, повсюду шли забастовки и манифестации. Луи-Филипп и его правительство поначалу колебались между двумя политическими курсами, получившими название «сопротивление» и «движение». В связи с этим судебный процесс над бывшими министрами Карла X стал первым большим испытанием в череде тех, с которыми пришлось столкнуться новому режиму.
За исключением роли, которую я отвел виконту де Шампаньяку (вымышленному персонажу), все отсылки к этому судебно-политическому делу основаны на исторических фактах. К примеру, в октябре 1830 года действительно вспыхнул мятеж, во время которого республиканцы пошли в атаку на Венсенский замок с твердым намерением учинить самосуд над арестантами. На протяжении всего судебного процесса в палате пэров, начавшегося 15 декабря в Люксембургском дворце, велика была вероятность восстания, и властям пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы перед вынесением приговора доставить на суд четверых бывших министров, которым угрожала расправой вооруженная чернь. Министры сохранили головы на плечах, но были приговорены к пожизненному заключению, а принц Полиньяк, бывший глава правительства, – еще и к гражданской смерти[80]. В итоге Луи-Филипп, пройдя через это испытание, лишь укрепил свои позиции.
