Крик полуночной цикады - Ольга Михайлова
Ответил Ван Шэн.
— Мне кажется, Чжао Лину неприятно быть в забвении, лежа под чужой эпитафией. Кому это понравится? Его надо перезахоронить с почестями вместе с его потомком Чжао Ли на новом участке, уточнив его заслуги и создав ему новую гробницу, попросить прощения у рода Чжао, и тогда, я надеюсь, ваши неприятности закончатся. Охранники могут начать извлекать гроб под руководством господина Ли Женьцы. Он укажет, где копать.
Вэй Сан, бледный и потерянный, пробормотал, что должен сам убедиться в сказанном. Он первым схватил лопату и устремился к гробнице. Работали стражники и потомок Вэя быстро, и вскоре слой земли в пару чжанов глубиной был срыт, и показалась крышка гроба, а потом и сам гроб. Землю вокруг осторожно выбрали и с огромным трудом извлекли домовину на свет.
Мальчонка Вэй Сюань, тихо подошёл и дернул сзади за халат Ченя Сюаньженя и за рукав Ван Шэна.
— Дядюшка Лис, дядюшка Призрак, это я те надписи делал, — повинился он. — Предок Вэй появлялся, требовал убрать тело из его гробницы, но когда я говорил про это родным, меня только по затылку шлепали и твердили, что я внимание к себе привлечь пытаюсь…
— А что ты написать-то хотел?
— Что Вэй хочет обрести покой. Только я не все ещё иероглифы знаю. Но я не хотел к себе внимание привлекать. Зачем мне лишние подзатыльники?
— Какой умный мальчик…
Старуха Вэй Лянь тем временем посетила с извинениями семью Чжао, нашла в ямыне список заслуг покойного, приказала изготовить эпитафию, и, не торгуясь, купила участок у южной стены, указанный геомантом.
На любом кладбище всегда стояли каменные плиты «Умуцзинцы». Перед ними совершали поклонение те, кто не в состоянии найти могилы своих отцов. Семейство Чжао годами возносило здесь потерянному предку молитвы, прося даровать стойкость перед мирскими искушениями и подготовить их к вечной жизни. Теперь семейство Чжао, нижайше приглашённое пожаловать к вновь обретённой гробнице праотца, торжественно положило перед ней знаки отличия высокого ранга усопшего. После моления устроили трапезу из пирожков со свининой, капусты и крабов, жареных гусей и запеченного риса. Те же блюда принесли в жертву предкам.
Семья Вэй тоже молилась в надежде, что их несчастья теперь прекратятся.
Глава 55. «Би». 賁Украшение
Укрась пальцы на ногах, слезь с телеги и отправляйся пешком.
Укрась усы и бороду. Украшение и доброта.
Украшенный, словно посеребренный,
белый конь мчится подобно фениксу.
Украшение в укромном месте.
Многочисленные связки шелка.
Белый наряд — беды не будет.
Следующий день пришелся на День призраков, всегда отмечавшийся в полнолуние. Призраки, духи тех, у кого не было потомков по мужской линии или чьи потомки не отдали им дань уважения после их смерти, свободно бродили по земле, ища еду и развлечения. Это был новый сезон, осенний сбор урожая, пик буддийского монашеского аскетизма.
Сюли выразила желание прогуляться по ночному городу. Сюаньжень с готовностью согласился составить компанию любимой жёнушке. Но супруга Ван Шэна предпочла остаться дома, её муж решил было остаться с ней, однако Юншэнь сказала, что ему надо прогуляться, и тогда Шэн присоединился к другу и его жене.
В центре города церемония праздника началась в строгой атмосфере под музыку императорского храмового оркестра. Буддийский наставник, изображая бодхисатву Ди Цзана, читал заупокойные сутры для мучеников преисподней. Рядом на специальных помостах выкладывали дары для сирых и убогих: целые туши свиней, баранов, кур, уток, гусей, а также пирожные на пару из квашеного теста фа-гао, фрукты и ягоды. Главный распорядитель втыкал в каждое ритуальное блюдо разноцветные треугольные флажки с надписью надписи «открылись ворота благодати проповеди Будды!» Буддийский наставник ударял в колокол, призывая сидящих внизу монахов к чтению сутр и искренним молитвам. После молитвы разносили жертвенную пищу во всех четырёх направлениях, повторяя три раза. Церемония называлась кормлением голодных духов.
Сюаньжень попытался напомнить Сюли о её обещании сделать его отцом, но та в ответ только хмыкнула и сказала, что всё прекрасно помнит. Сюаньжень не стал больше искушать судьбу и повёл супругу и друга на представление в квартал Чунжень, неподалеку от Храма Императорских предков, где на импровизированной сцене устроили представление, чтобы развлечь как людей, так и призраков, для которыхоставили пустыми места в первом ряду.
Шэн обожал театр. А как его не любить? Он помнил, как в детстве, в Лояне, завороженно наблюдал за представлением заезжей театральной труппы. Блеск роскошных костюмов, акробатическая техника, ритмы оркестра, удивительная мимика актера и певца — все гипнотизировало мальчонку, несмотря на то, что он почти не понимал текста архаического, мертвого языка либретто, доступно слуху лишь образованных людей. Что за разница? Костюм и грим не хуже текста говорили о характере героя, язык жестов был понятен без слов. И в Лояне, казалось, не было человека, который с детства не пристрастился бы к театру. Все видели, все знали, все напевали арии из новых опер…
Ван Шэн слушал оперу с восторгом. Драма «Ботоу» рассказывала историю скорбящего сына, который искал тигра, убившего его отца, а потом в драме «Танцующая певица» мужчина, одетый как женщина, повествовал историю жены, избитой своим пьяным мужем…
Сюаньжень же, как уже упоминалось, не любил театр. А за что его любить? Там вечно царят гул и гам, толчея и кавардак: публика разговаривает, заказывает чай и сласти, слуги отзываются, перекидывают из одного конца зала в другой горячие салфетки для освежения потных возбужденных лиц. Сами артисты, сыграв своё, садятся на табуреты и пьют поданный слугой чай, да ещё переговариваются с приятелями, сидящими на сцене или возле неё! Голоса актёров режут уши, а уж запахи-то… Мутит просто!
И потому неудивительно, что Сюаньжень крайне невнимательно слушал оперу, но разглядывал зал и с каждой минутой злился всё больше оттого, что несколько мужчин нагло пялились на его жену. Однако, видя, с каким интересом Ван Шэн смотрит с о второго ряда на сцену, Сюаньжень не поднимался, лишь бросая по сторонам недобрые взгляды.
Тут, однако, случилось нечто странное. Ван Шэн, сидевший слева от Сюаньженя, неожиданно напрягся и опустил голову. Он сидел так около пяти минут, не глядя на сцену. Потом неожиданно повернулся к Сюаньженю и потянул его за рукав.
— Сюли! Сюаньжень! Уходим отсюда! Быстро!
Супруги переглянулись, и, быстро поднявшись, последовали за Ван Шэном, который тянул за рукав халата Сюаньженя и шёл по набережной. Остановился он возле перил моста через реку.
— Что-то случилось, Шэн?
Шэн смотрел с нескрываемым испугом. Сюли
