Бюро темных дел - Фуасье Эрик
Аглаэ только теперь обратила внимание, что настал вечер, и поежилась: поднялся сырой пронизывающий ветер, который принес со стороны садов запах влажной земли и травы, отчего ощущение холода лишь усиливалось, как будто они остановились не на городской улице, а в сумрачной и стылой лесной чаще. Сиреневые тени расползлись по тротуару и потихоньку карабкались вверх, на фасады домов и стволы деревьев, пожирая их сантиметр за сантиметром. Девушке даже почудилось, будто она слышит жадное причмокивание голодного сумеречного монстра, который затаился за углом да только и ждет наступления полной темноты, чтобы наброситься и на нее тоже.
Аглаэ тряхнула головой, прогоняя эти глупые мысли. Воображение у нее, однако, расшалилось очень несвоевременно – вот что значит целый год играть в криминальных мелодрамах!
– День еще не закончился, насколько я вижу, – осадила она бедного замерзшего кучера. – Мы уедем только с наступлением ночи, не раньше. А жаловаться вам и правда не на что: мой друг щедро оплатил ваше время.
Кучер проворчал в бороду проклятие и поплотнее закутался в пальто – настроение у него окончательно испортилось. Однако это не помешало ему полюбоваться, как клиентка поднимается на подножку и усаживается в салон фиакра: на мгновение мелькнули белый чулок и тоненькая точеная лодыжка. Эта цыпа, конечно, за словом в карман не лезет, но будь он лет на десять помоложе, не постеснялся бы за ней приударить. Порезвиться с такой в постели, должно быть, того стоило, ради этой награды можно было бы и в два раза дольше померзнуть.
За полчаса ничего нового не произошло. В этом квартале и днем было тихо, а вечером он и вовсе погрузился в сонное безмолвие. Прохожих почти не наблюдалось, лишь колыхались в сумерках клочья тумана.
Вдруг на парадной лестнице особняка Шампаньяка заиграл свет. Аглаэ ребром ладони протерла запотевшее окошко фиакра, чтобы лучше видеть. Двое слуг в ливреях и с масляными лампами в руках освещали дорогу троице, которая спустилась по ступенькам и направилась к элегантной карете-купе. Хозяин дома переоделся: двоих гостей он сейчас сопровождал в плаще и цилиндре. Вместе с дамой этот человек сел в салон, а круглолицый буржуа снова занял место на скамеечке для кучера. Аглаэ испустила вздох облегчения: ее дилемма разрешилась сама собой, теперь уж и выбирать ничего не нужно было.
– Следуйте за каретой, которая сейчас выедет за ворота, – сказала она, наклонившись к окошку за спиной кучера. – Только непременно держите дистанцию! Нельзя, чтобы нас заметили.
Она резко отпрянула в глубь салона: купе проехало мимо по направлению к улице Эколь де Медсин. Затем обе упряжки, одна за другой, мелкой рысью свернули на улицу Арп, уходящую на север, к Сене. Аглаэ была рада оказаться в более оживленных кварталах: так уменьшался риск привлечь к себе внимание пассажиров кареты-купе. Однако в остальном она испытывала противоречивые чувства. Ей кружил голову пьянящий дух приключений. Появление Валантена в ее жизни внесло разнообразие в серые будни и заставило забыть о проблемах бедной актрисы, играющей в бульварных пьесках. С другой стороны, девушка прекрасно понимала, что ввязалась в опасную игру, когда согласилась помогать беглому арестанту и очертя голову бросилась в сомнительную авантюру, о смысле и целях которой почти ничего не знала.
«Дорогуша, – сказала она себе, – вообще-то поздно уже метаться. Раньше надо было думать. А теперь, когда ты увязла в этом деле по самую шею, остается только порезвее сучить лапками, чтобы не утонуть окончательно».
На съезде с Понт-о-Шанж кареты свернули на набережные и поехали вдоль реки, слабо поблескивавшей в последнем сиянии заката. У Лувра фиакр резко замедлил движение, и Аглаэ, отодвинув шторку, осмелилась бросить быстрый взгляд на улицу. Оказалось, в порту Сен-Николя причалили две баржи, и десяток портовых рабочих их разгружали, таская тяжелые ящики к веренице телег, перегородивших проезд. Буржуа, правивший каретой-купе, заметив их, в последний момент свернул на улицу Пули. Чтобы не выдать себя, кучер фиакра, где сидела Аглаэ, благоразумно придержал лошадей и дождался, когда за поворотом стихнет грохот металлических ободов на колесах купе, а затем уже в свою очередь свернул на узкую улочку.
Они миновали Лувр, затем проехали всю улицу Сент-Оноре до площади Пале-Руаяль и оттуда продолжили путь по улице Риволи. В этом чрезвычайно оживленном квартале уже горели газовые фонари и не смолкал шум, в котором мешались обрывки разговоров прохожих, лязг проезжающих экипажей и перестук подков. На Аглаэ эта обыденная жизнь, шедшая своей чередой за стенками фиакра, производила странное впечатление. Обычные люди продолжали заниматься обычными делами: они ходили по магазинам или сидели в кафе, не подозревая о том, что совсем рядом разворачивается настоящая драма, участник которой – самый обычный наемный фиакр – катится мимо них в эту секунду. Ей казалось, будто она спит и видит сон посреди целой толпы бодрствующих людей, которые находятся так близко, совсем рядом, и вместе с тем недосягаемо далеко.
Это странное ощущение породило в душе новые страхи. А если мадам де Миранд и ее спутники собираются покинуть Париж и на ночь глядя направляются в предместье, а то и еще дальше? Кучер нанятого Валантеном фиакра наверняка откажется пересечь городскую черту. Убедить его следовать за каретой-купе у нее тогда точно не получится, и даже если он в конце концов согласится, потерянное на уговоры время уже не удастся наверстать, чтобы догнать таинственную троицу.
Удивительное дело, только что она переживала из-за того, что позволила себя втянуть в безрассудную авантюру, а теперь боялась упустить этих незнакомцев, за которыми устроила слежку. Аглаэ боялась даже представить, что ей придется брести обратно в ночной темноте с пустыми руками и в итоге признаться в своей неудаче разочарованному Валантену. Так что она испытала облегчение несколько минут спустя, когда фиакр снова замедлил ход, а потом и вовсе остановился, скрипнув рессорами.
– Сдается мне, мы прибыли на место назначения, барышня, – объявил кучер, наклонившись к окошку.
Аглаэ открыла шторку и с удивлением обнаружила, что они стоят посреди широкого открытого пространства, слабо освещенного несколькими масляными фонарями на кованых железных столбах, скупо разбросанных по периметру. Ночная темень уже завладела городом, но пятна света позволяли разглядеть редкие силуэты всадников и экипажей, каменные балюстрады и голые деревья вдалеке.
– Где мы? – спросила девушка.
Кучер закатил глаза, будто ответ был очевиден:
– На площади Согласия, где же еще? Там, где Капета и его австриячку укоротили на голову, когда воля народная еще что-то да значила[74].
– А где карета-купе? Я ее не вижу…
– Она остановилась вон там (кучер указал кнутом на юго-западный угол эспланады), возле старого притона Тюро у рвов вдоль Елисейских Полей. Я прикинул, что лучше встать подальше, вы ведь не хотели, чтобы нас заметили.
– Вы всё правильно сделали, – похвалила Аглаэ. – Мой друг будет рад узнать, что его указания выполнены точь-в-точь.
– Тут такое дело… вроде как ночь уже настала, мне скотинку свою надо бы в стойло отогнать. Если вам еще мои услуги понадобятся, обращайтесь прямиком в контору нашу и спросите Эмиля. Буду рад с вами покататься. Провести денек, не особо парясь, в компании такой очаровательной брюнеточки, как вы, – такая удача не часто выпадает! – В завершение своей речи кучер игриво подмигнул девушке, затем, спрыгнув с козел, придержал для нее дверцу, залез обратно и бодро защелкал кнутом. Лошади, словно почуяв скорое возвращение в конюшню, резво рванули с места, и фиакр исчез в темноте.
У Аглаэ тревожно сжалось сердце: теперь она осталась одна. Оглядевшись, девушка постаралась вспомнить, что она знает об этом уголке Парижа, чтобы как-то сориентироваться на местности. Площадь Согласия, находившаяся между садом Тюильри и буколическими просторами Елисейских Полей, имела форму огромного восьмиугольника, была обнесена балюстрадой и окружена рвом шириной около двадцати метров, на дне которого были разбиты сады. По углам здесь высились павильоны из камня, похожие на садовые беседки; изначально они предназначались для аллегорических скульптур во славу Людовика XV[75], но из-за Революции закончить прожект не удалось, и в последующие годы пустовавшие павильоны были отданы под жилье. Некоторые обитатели этих построек открыли там же свое дело, так на площади появился трактир, винная лавка, кабинет писаря…
