Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
Так называемый отель оказался высоким и узким, втиснутым клином в пространство между соседними зданиями по обе стороны. В тусклом и вонючем коридоре на очень низком стуле за чем-то вроде стойки сидел толстяк со шрамом. Ему явно пора было побриться, а из-под треугольного выреза расстёгнутой на груди рубашки торчал большой клок блестящих чёрных волос. Под мышками у него виднелись большие круглые пятна пота. Он назвал сумму оплаты в испанских деньгах, заставил Терри расписаться в гроссбухе, вручил ключ и маленькое сложенное вдвое полотенце для рук и вновь уткнулся носом в газету.
Терри поднялся по крутой лестнице, при каждом шаге колотясь коленями о чемодан. Когда он добрался до первой площадки, открылась одна из дверей, и появилась парочка: женщина в блузке и парень в обтягивающем костюме, который отвернулся и бочком спустился по лестнице, в то время как женщина прислонилась к дверному проёму, скалясь ему вслед. Когда Терри проходил мимо, она состроила ему глазки.
Позже он сказал себе: какой же он идиот, не сразу понял, что заселился вовсе не в отель, а в публичный дом. Эх, как бы смеялся Перси! Впрочем, на дне Темзы Перси было давно уже не до смеха.
Сказать по правде, заведение оказалось вовсе даже не плохим. Девочки были дружелюбны, а ещё имелся мальчик, или, может, карлик, который за несколько песет сгонял в соседний ресторан и принёс порцию горячей еды, завёрнутую в газету. Еда тоже была вполне годной, хотя и немного жирноватой. Там были штучки, похожие на миниатюрные сэндвичи, скреплённые зубочистками, – вот они и правда пришлись Терри по вкусу. Он спросил у недомерка, как они называются, но слово было непроизносимым. В любом случае, они были вкусными. Короче, с голоду он явно не околеет.
Тем же вечером, когда он лежал на кровати, курил и читал свою книгу – Пинки, похоже, попал в переплёт, все расспрашивали об убийстве, которое он совершил с бандой, а полиция вынюхивала его след, – в дверь тихо постучали. Терри был в трусах, рубашке и носках.
Её звали Пепита – вернее, так она представилась. Росточку крохотного, по его прикидкам – не выше полуметра, но выглядела так, что глаз не оторвать: густые, чёрные как вороново крыло волосы, блестящие чёрные глаза и махонькие кофейные ручки, которые вызвали у него мысли о каком-то маленьком мохнатом зверьке вроде белки или какой-нибудь из тех луговых собачек, что он видел как-то в журнале в приёмной у дантиста.
С первой попытки у Терри ничего не получилось. Малышка не возражала, удовлетворённо прижалась к нему и принялась поигрывать короткими светлыми волосками у него на затылке. Он уже мысленно называл её не Пепитой, а «Малышкой», так же, как Пинки из книги был «Малышом». Правда, она, эта бедная неудачница, вовсе не походила на Пинки. Она была проворной и весёлой, широко улыбалась и выказывала своеобразный ум. От неё исходил прекрасный запах, мускусный и пикантный, как будто её кто-то приправил, как приправляют пищу. Терри был очень чувствителен к запахам.
Свет в окне над ними сгустился и стал тёмно-синим – или нет, не тёмно-синим, а скорее густо, жгуче-синим. Он принялся водить пальцами вверх и вниз по спине Малышки, пока та не попросила его остановиться, потому что ей стало щекотно. Он прислушался к звукам на улице и через некоторое время задремал.
…Когда он проснулся, Малышка спала, положив голову ему на грудь. Из уголка её рта вытекла струйка слюны, упала на его кожу и уже успела засохнуть. В номере наверху снова заиграл давешний радиоприемник, или граммофон, или что там ещё. Терри показалось, что он узнал мелодию, хотя до сих пор вся местная музыка звучала для него одинаково.
Он разбудил Малышку, и на этот раз всё прошло в лучшем виде. Она дала ему понять, жестами, а не словами, что не будет брать с него плату. Он всё равно сунул немного денег в её сухой маленький кулачок. Для шлюхи она была на высоте. Малышка назвала его «Тирри» и сказала, что у него красивые глаза. Глаза? Да чего там, глаза как глаза, не лучше, чем у других. Странные существа эти женщины, сказал он себе, причём не в первый раз. Встал и посмотрел на своё отражение в куске замызганного зеркала, висящего на крючке у окна. Однажды ночью, нажравшись в сопли и пребывая в скверном расположении духа, Перси сказал Терри, что у него глаза, как у хорька. Он не знал, как удержался от того, чтобы не устроить этому старому жирному алкашу хорошую взбучку, которую тот вполне заслуживал.
Они остались с Малышкой на всю ночь и съели еду, которую доставил шкет. У Малышки была рабочая смена, но она закончила пораньше и вернулась в комнату. Он был готов ко второму акту, но она улыбнулась, заявила, что устала, и слегка коснулась пальцами его щеки.
Утром Терри немного прошвырнулся по городу. Райончик, в котором он остановился, был не из самых презентабельных, но имелись там и приятные глазу места, особенно на набережной и вдоль реки. В полдень Терри вышел на площадь, на одной стороне которой стояло здание с пушками и безобидным на вид каменным львом. Заглянул в какой-то бар, сел за столик под каменной аркой и заказал пива. Светило солнце, и воздух прогрелся ровно до нужной степени, был тёплым, но не слишком. Весна…
У него почти выветрилось из головы, за что ему заплатили денег и с какой целью он сюда приехал.
* * *
Терри допил пиво, бросил несколько монет на стол и направился обратно в «лупанар» – так по-испански назывался бордель, как его научила Малышка, хихикая и краснея. В номере переоделся в свои бежевые брюки и мокасины с золотыми пряжками. Ещё в Дублине он прикупил специально для поездки новую рубашку – в красно-синюю полоску и со свободными рукавами. Он не был в ней уверен, особенно в полосках. Боялся, что она сделает его похожим на испанского танцора или, того хуже, на педика. Снял её, потом передумал и снова надел. Какая, в сущности, разница? Уж если на то пошло, все испанские мужчины выглядят немного мутно благодаря своим узким брюкам, удлинённым каблукам и подведённым усам!
Сегодня на улице было ещё шумнее, чем вчера вечером. Казалось, на гулянье высыпал весь народ. Эти люди не останавливались ни на минуту, сновали повсюду и тараторили друг
