Я жила в плену - Флориан Дениссон
Шелестящий голос Павловски вывел Максима из задумчивости:
– Никогда не забуду того, что ты сделал… То, что собираешься сделать сейчас. Второй раз спасти мою шкуру.
Максим моргнул и приоткрыл дверцу, впустив в салон ледяной воздух.
Они добежали под дождем до машины Бориса. Молодая женщина тихо смотрела на ручейки, стекающие по ветровому стеклу. Максим открыл дверцу и присел перед ней на корточки, наплевав на льющиеся с неба потоки воды. Он хотел было что-то сказать, но Виктория его опередила:
– Ты прочел книгу. – Она улыбнулась. – И тебе все стало ясно.
Максим кивнул.
– Ты понимаешь, почему я сбежала и одиннадцать лет не подавала о себе вестей?
– Ты была права, книга многое мне прояснила, – ответил Максим. – Но несколько темных мест осталось…
– Вы спасли мне жизнь, и я обязана прояснить все. Спрашивайте.
Максим отер лицо рукавом куртки.
– Письма, которые твои родители получали каждый год…
Виктория прикусила губу и помолчала; ее глаза наполнились печалью, в которой Максим боялся утонуть.
– Об этом я сегодня сожалею больше всего. Знаю, это может показаться абсолютно диким, но мне хотелось заставить мать страдать – хотелось, чтобы она знала: ее дочь жива, где-то там, невесть где, но она меня никогда не увидит. Я всегда винила ее в том, что она ничего не сделала, не сказала… Пренебрегла мной, не вырвала из когтей мужа, творившего инцест, отвернулась, посвятив себя Богу. Я хотела, чтобы моя мать знала, что ее молитвы Всевышнему – «Верни мне дочь живой и здоровой!» – не работают, что Господь тоже отказался спасти меня.
Слезы струились по ее лицу. Максим протянул руку, желая утешить, успокоить.
– Ты писала от руки, чтобы она узнала твой почерк?
Виктория кивнула и прикрыла лицо руками. Максим позволил ей долгую минуту передышки, потом задал следующий вопрос:
– Ты сама отсылала письма из Лавашей?
– Нет. Просила брата Энцо, чтобы он делал это подальше оттуда, где мы жили. Он часто ездил в Лавашей, контролировал сделки, – наверное, там и бросал мои конверты в ящик. Почему ты спрашиваешь – это важно?
Максим не ответил, мысленно смакуя заполнение последних фрагментов пазла.
Борис обогнул машину и приблизился к ним.
– Помощь на подходе, – сообщил он.
Максим посмотрел в глаза Виктории:
– Ты помнишь, что должна говорить?
Она кивнула.
– Знаешь, ты не обязана. Можешь сказать правду, если хочешь.
Девушка коротко улыбнулась и коснулась мокрой от дождя руки Монсо:
– Сам видишь, иногда ложь – способ выжить.
52
Три месяца спустя
Двадцать человек собрались во внутреннем дворе небольшого жилого комплекса, выстроенного в современном ярком стиле. В руках у каждого был бокал, все ждали, когда мэр маленького городка, где разместился приют для женщин, перережет трехцветную ленту. Наконец он исполнил свою священную обязанность под вспышками фотоаппаратов, и помогала ему сияющая Виктория, чья заразительная улыбка растрогала публику.
Максим стоял поодаль от толпы, в тени кипарисов. Они украшали центр лужайки и напоминали две зеленые стрелы, вырвавшиеся из недр земли, чтобы устремиться в синее небо. Неожиданно раздались аплодисменты, и Максим тоже похлопал.
Успех книги, медийный интерес и гонорары позволили Виктории всецело посвятить себя многочисленным проектам помощи женщинам, оказавшимся в сложной ситуации, и жертвам насилия. Она с энтузиазмом присоединилась к устроителям приюта для женщин, и ее существенный финансовый вклад ускорил работы.
В кармане у Максима завибрировал телефон, и он отошел проверить, кто его добивается. Пришло сообщение от Ассии:
Доклад Генеральной инспекции Национальной жандармерии у меня на столе.
Сердце подпрыгнуло и сразу вернулось к нормальному ритму. Максим шагнул к буфету, поставил пустой пластиковый стаканчик на стол и удалился через один из крытых входов, окутанных сумерками весеннего дня. Дня, который решит его участь.
* * *
Пожар в охотничьем домике Жака Савиньи прекратился естественным образом благодаря проливному дождю, обрушившемуся на регион тем мрачным вечером, и криминалисты нашли полуобгоревший труп и ружье, из которого был сделан один выстрел. Можно начинать писать историю. Или сочинять ложь.
В последующие дни Бориса, Максима, а потом и Викторию опрашивали в Генеральной инспекции, и длились эти встречи очень долго. В силу сложившихся обстоятельств отделу внутренних расследований было непросто определить, вправду ли Борис действовал в рамках законной самообороны. Убедительная версия, которую они втроем повторяли, когда брели по лесу к стоянке, целый растянувшийся до бесконечности час, под дождем в мрачном пейзаже, не изменилась ни на йоту. Их ложь выдержала испытание, следователи могли поставить финальную точку в этой зловещей истории.
* * *
Максим взбежал по бетонным ступеням и сильно толкнул стеклянные двери. Взглянув в окно отдела, он встретился глазами с Эммой; лицо у нее было огорченное. Монсо подмигнул, и на губах молодой женщины появилась сдержанная улыбка.
Бориса на рабочем месте не оказалось, и Максим направился прямо в кабинет Ассии, легко постучал три раза и вошел, не дождавшись ответа. Она стояла к нему спиной, заложив руки за спину, и смотрела в окно, а когда повернулась, веселое выражение лица любимой женщины согрело ему душу. Он обожал эти высокие скулы, пухлые губы, жаждавшие поцелуя. Через пару часов, сказал он себе, когда по телу прокатилась волна жара.
– Дело закрыто. Ты вне подозрений, – сказала она, сверкнув белозубой улыбкой.
* * *
Максим не сомневался в выводах Генеральной инспекции касательно себя, но оправдать его одиночную вылазку в хижину Савиньи и тот факт, что он не предупредил ни начальство, ни напарника, было бы непросто. Они с Борисом не успели согласовать версию, прикрывающую эту часть истории, но младший лейтенант Павловски сообщил дознавателям, что, естественно, был предупрежден, поэтому следовал за напарником с задержкой в несколько минут. Заявление Максима сначала разнилось с показаниями Бориса, но он сразу дал задний ход, сославшись на сумятицу в мыслях после пережитых событий, и все уладилось. Впрочем, некоторые опасения у него остались.
Хотя застрелен был человек, виновный в жестоких преступлениях, оставшихся безнаказанными, его дело не было рассмотрено справедливым и беспристрастным судом. Они с Борисом крупно рисковали; если бы выяснилось, что их история – ложь от первого до последнего слова, пострадала бы не только их служебная карьера.
– А что Борис? – с тревогой спросил Максим.
– Тоже чист. Законная самооборона.
Максим с облегчением вздохнул, и смутное беспокойство, терзавшее его последние три месяца, рассеялось.
– Ты ему сообщила?
– Да, он был здесь несколько минут назад, но ему пришлось срочно отлучиться, – беззаботно ответила Ассия, садясь за стол.
По лицу Максима пробежала тень.
– Срочно? Почему?
Она задумалась.
