Я жила в плену - Флориан Дениссон
– И что теперь, Жак? – спросил он почти безучастно.
Ответить тот не успел.
Грохнул выстрел, сотрясший стены домика.
51
Лицо Максима застыло от ужаса, Виктория рухнула на пол, зажав ладонями уши.
В глубине комнаты разгорался огонь, над поленьями поднимался столб густого серого дыма, запах пороха пропитал воздух. В комнату медленно вдвигалось дуло пистолета. Его сжимали две мощные ручищи. Борис.
Они встретились взглядами, и Максим понял, что напарник недавно плакал. В покрасневших глазах плескалась печаль.
– Все в порядке? – спросил Павловски.
Максим молча кивнул.
– Виктория, подай знак! Ты жива? – спросил он дрогнувшим голосом.
Она кивнула, приподнявшись на локте. На шее у нее подсыхала узкая полоска крови.
Борис убрал оружие и вошел, перешагнув через труп Жака Савиньи. Протянул левую руку девушке, правую – Максиму.
– Валим отсюда, сейчас полыхнет.
Оглушенные разыгравшейся сценой, Максим и Виктория на время забыли о другой опасности. Она ухватилась за руку Павловски, укрылась в его объятиях, спрятав лицо, и неслышно шепнула спасибо. Максим поднялся на ноги сам и поспешил за ними.
Борис и Виктория побежали к дороге, Максим же резко остановился, повернулся и бросился в дом.
– Ты что творишь? – крикнул издалека Павловски.
Через открытую дверь они видели, как Монсо огибает пламя, прикрывая лицо рукой, хватает ружье, подходит к трупу, устанавливает указательный палец мертвого Савиньи на спусковой крючок и стреляет. Свинцовая дробь ударила в стену – через несколько минут следы будут скрыты пожаром. Если огонь все уничтожит, уловка окажется бесполезной, но в противном случае Максим не мог рисковать. Эксперты-криминалисты умеют извлекать данные даже в немыслимо сложных ситуациях, научные достижения помогают им опознать преступника почти в ста процентах случаев.
Дышать было нечем; Максим сощурился, вглядываясь в сгущавшийся дым, потом уронил ружье на живот мертвеца и метнулся наружу, надсадно кашляя. Добежав до Павловски с Викторией, он упал на колени, проехав по влажной траве. Отдышался, медленно встал, посмотрел на Бориса и сказал:
– Он угрожал тебе оружием и выстрелил первым.
Младший лейтенант выдержал взгляд напарника, помолчал и медленно кивнул. Максим повернулся к Виктории, так и не отпустившей руку Павловски:
– Ты ранена?
– Это просто порез.
– Слушай внимательно: через несколько секунд мы вызовем наших коллег, и, когда они приедут, мы – все трое – должны будем выдать им общую версию событий.
Девушка молча кивнула и подняла глаза на Бориса.
– Он заслуживал смерти, – сказала она, как будто хотела успокоить.
– Никто не заслуживает смерти, – возразил тот, на секунду прикрыв глаза.
Ладонь Виктории казалась совсем крохотной в лапище Павловски. Он с долгим вздохом сжал ее пальцы.
Они смотрели, как пламя пожирает дом, и видели зверя, явившегося из бездны. Максим с горечью думал, что они победили зло злом.
На горизонте молния прочертила черное небо, а через мгновение начался ливень.
* * *
На стоянке в начале размеченного туристического маршрута жандармы усадили Викторию в машину Бориса, вызвали подкрепление и «скорую». Максим, в мокрой куртке, прилипшей к голому телу, укрылся в своем автомобиле. Борис убедился, что Виктория действительно в порядке, и присоединился к нему. Сев на пассажирское место, он взъерошил мокрые волосы, забрызгав салон.
– Как ты меня нашел? – спокойно спросил Максим.
Борис вытер нос рукавом и ответил:
– Поставил «жучок» в GPS твоей машины… Считал тебя «кротом», который сливает информацию журналистам.
У Максима глаза полезли на лоб. Это же было уйму месяцев назад!
– Сначала никак не подворачивался удобный момент, чтобы снять… А потом просто забыл. И слава богу, что забыл!
– А я сначала считал «кротом» тебя, – хмыкнул Максим.
– То есть как?
– Второй телефон, который ты от меня прятал… Мне это показалось подозрительным.
– Что ты несешь? Вступив в должность, я раздал коллегам визитки со всеми телефонными номерами и почтой.
Они помолчали и одновременно кивнули, как будто телепатически разделили одну и ту же мысль. Когда Павловски перевелся в Анси, Максима не было, и информация до него не дошла. Максим вернулся в бригаду только через два месяца, после принудительного отдыха.
Великан улыбнулся уголками губ, сощурился и издал сдержанный смешок. Максим ответил тем же. Этот нервный смех позволил жандармам сбросить накопившееся напряжение. Они не понимали, почему смеются, но сейчас смех действовал на них как антидепрессант.
B кабине воцарился покой, только дождевые капли бомбардировали ветровое стекло. Максим включил отопление и продолжил расспросы:
– «Жучок» довел тебя до Приюта, но до хижины Савиньи карабкаться еще почти час. Ты что, шел по запаху, как ищейка?
Борис приложил ладони к радиатору, чтобы согреть пальцы, пригладил волосы и сказал:
– Я увидел, что ты заезжал к Анри Саже, и тоже отправился к нему в надежде, что он знает, куда тебя понесло.
Максим нахмурился и, хотя знал ответ, все-таки спросил:
– Где ты взял адрес старика?
Издалека донесся переливчатый вой сирены, и Павловски махнул рукой:
– Кавалерия близко, давай проверим Викторию.
Он открыл дверцу, но Максим удержал его за плечо.
– Подожди… Как ты себя чувствуешь? – беспокойно спросил он.
Борис замер, глядя прямо перед собой, несколько раз сжал челюсти, и его глаза наполнились слезами, а губы задрожали.
– Максим, этот тип был чудовищем, – наконец выдавил он. – Когда эксперты запустили в подвале запись, я сломался через несколько минут. – Он замолчал, повернулся к напарнику. – На первых кассетах ей лет пять… Ребенок. – Он всхлипнул и пальцем смахнул слезу с левого глаза. – Судя по датам, это происходило дважды в неделю, может, чаще… И длилось как минимум десять лет. Узнаем подробности, когда вернемся в бригаду… Клянусь, Максим, такое невозможно вынести.
Максим вспомнил книгу Виктории и подумал, что вымышленная часть повествования все сильнее истончается по мере того, как они делают свои мрачные открытия. За исключением нескольких незначительных деталей – с учетом тяжести фактов, – все, положенное на бумагу, правда. Молодая женщина хотела выговориться, не выдав секрета, хранимого с детства. А еще она хотела, чтобы насильник, Жак Савиньи, настоящий палач, прочел описание своих преступлений. Выход чувств, месть, как в очистительном сне, пересказанном в одной из глав. Она предъявила всем преступление, спрятанное между строк письменного свидетельства. Ключ тайнописи знали только она и Жак.
Каждый год после исчезновения Виктории подтверждал то, чего никто не решался признать: она мертва. Низость преступления Жака Савиньи стиралась под воздействием безжалостного и неумолимого времени. Возвращение Виктории все изменило, а книга, снова высветившая мерзости человека, двадцать шесть лет считавшегося ее отцом, усугубила тяжесть вины. Или страх перед разоблачением. И он решил избавиться
