Бюро темных дел - Фуасье Эрик
Валантен между тем, не останавливаясь, мчался к лабиринту улочек квартала Марэ. Если удастся добежать целым и невредимым до первого поворота, у него будут все шансы затеряться в хитросплетениях закоулков, крытых пассажей, верениц внутренних двориков, из которых состояли по большей части кварталы старого Парижа.
Пока что удача была на его стороне, и он уже собирался свернуть за угол первой улицы, когда позади грохнул выстрел. Сначала Валантен почувствовал сильный удар сзади в районе плеча. Боль пришла потом – ошеломительная, обжигающая.
Он все же нашел в себе силы на последнем дыхании метнуться за угол и там прислонился лбом к фасаду здания. Левая рука мгновенно онемела. Он ощупал правой рукой ключицу и увидел на пальцах кровь. С улицы Ломбар донесся топот бегущих ног, который быстро приближался. Оставаться на месте было нельзя.
Собрав остатки сил, Валантен добрел, пошатываясь, до ближайшей двери подъезда и ввалился в темный вестибюль, где воняло затхлостью и мочой.
У него было меньше часа на то, чтобы выбраться из квартала. Потому что за это время полиция успеет перекрыть все пути к отступлению, и он застрянет здесь, как зверь в капкане.
Глава 34. В отчаянном положении
Тем же вечером, как только закрылся занавес, Аглаэ Марсо торопливо направилась в свою гримерку переодеваться. Днем она получила записку от Валантена с заверением в том, что он будет в театре, и невольно искала его взглядом среди зрителей на протяжении всего спектакля. Он не уточнил, что явится именно сегодня, но девушке так не терпелось его увидеть, что она не могла сдержаться: напрягала зрение изо всех сил, металась взглядом по первым рядам вновь и вновь, отвлеклась пару раз настолько, что даже перепутала несколько реплик, но Валантена в зале так и не нашла. Оставалась надежда, что он ждет ее у служебного выхода, поэтому переодевалась Аглаэ в спешке.
Когда наутро после той дурацкой дуэли она дождалась Валантена в его же собственных апартаментах, ей показалось, что он был приятно взволнован ее присутствием. И оттого внезапное молчание пригожего полицейского, последовавшее за той их встречей, было для нее непостижимо. Когда он не ответил на ее приглашение, Аглаэ подумала, что ошиблась, приняв желаемое за действительное. И вся мера испытанного ею тогда разочарования помогла ей понять, насколько этот сумрачный Аполлон, чьи глаза порой обретали прозрачную ясность, какая бывает только у очень маленьких детей, растревожил ее сердце. Аглаэ увидела в нем трогательную ранимость, скрытую за внешней уверенностью в себе. Неужели он это понял? Неужели от страха, что она заглянет глубже и обнаружит затаенный внутренний надлом, он сразу замкнулся в себе, ощетинился, как ежик, выставляющий иголки в случае опасности?
Проглотив обиду, Аглаэ решила прояснить ситуацию до конца. Она была не из тех, кто покорно уходит на цыпочках, когда им дают от ворот поворот. Если Валантен не питает к ней никаких чувств, пусть скажет об этом в лицо. Девушка твердо вознамерилась найти полицейского и откровенно с ним объясниться, когда неожиданно подоспела записка от него, разрешившая недоразумение. Тучи рассеялись, как по мановению руки волшебника.
Перед тем как покинуть гримерку, Аглаэ, все еще полная надежд найти Валантена у выхода из театра, бросила последний взгляд в зеркало: надо было удостовериться, что она предстанет перед молодым человеком в лучшем виде. В этот вечер у нее не было времени как следует привести себя в порядок, но она с облегчением отметила, что отражение демонстрирует ей вполне соблазнительную картинку. На актрисе было светло-зеленое платье из шелковой узорчатой ткани, тщательно подобранная в тон короткая накидка с капюшоном и плюшевая шляпка, кокетливо заломленная набок и придававшая ей очаровательно дерзкий и задорный вид. В коридоре, по которому сновали реквизиторы и участники спектакля, она столкнулась со своим партнером, игравшим главного героя, и он удержал ее за локоть:
– Куда это ты торопишься? Папаша Саки приглашает нас всех в «Бургундские виноградники» отпраздновать успех новой пьесы.
– Без меня! – бросила Аглаэ. – Пусть старый козел держит свои шаловливые ручонки при себе – так у него хоть будет время поесть да выпить.
– Зря ты кобенишься. Я знаю таких, кто мечтал бы оказаться на твоем месте.
– Тогда я это место им охотно уступаю! – Она с веселым смехом выскользнула из рук актера и поспешила к служебному выходу. Эта дверь вела в узкий тупик, всего два десятка метров отделяли ее от бульвара.
Несмотря на поздний час, боковые аллеи были, как обычно, заполнены субботней толпой. Зрители еще толпились у фасадов театров, обсуждая выступление любимых артистов. Заядлые гуляки оккупировали многочисленные кафе на бульваре или аплодировали последним подвигам ярмарочных силачей и гимнастов – тех из них, кого непогода не выгнала с подмостков. Развеселая публика привлекала торговцев лубочными картинками и «утками» – состряпанными на скорую руку газетными листками, в которых перепечатывали, раздувая до сенсаций, криминальную хронику, несколькими часами раньше появившуюся в «Вестнике», «Трибуне» или «Конституционалисте». Крики газетчиков сливались в несмолкаемую какофонию:
– «Смертный приговор вынесен Огюсту Тимоте Тьерселену, мастеру-краснодеревщику, который убил свою любовницу стамеской!» Все подробности о кошмарной трагедии и тридцати двух ранах на трупе невинной жертвы!
– «Финансовый и политический скандал: депутат-орлеанист в грязи по самую макушку! Откровения комиссионера Планшона о взятках за заказы на поставку армейского обмундирования!» Все, что от вас до сих пор скрывали, вы узнаете за скромную сумму в одно су!
– «Побег средь бела дня в столице: инспектор полиции, обвиняемый в преступлениях четырехлетней давности, сумел ускользнуть во время конвоирования в тюрьму Ла-Форс! Есть ли основания подозревать заговор сослуживцев?»
Аглаэ, не обращая внимания на эти вопли, вышла из тупика на бульвар и жадно разглядывала людей, стоявших у колоннады театра. Валантена среди них не было. Она рассердилась на себя за то, что почувствовала разочарование, но ничего не могла с этим поделать: очень уж ей хотелось повидаться с ним в этот вечер. Что ж, не в этот, так в другой…
– Эй, красавица! Ждешь кого? Сдается мне, твой дружок тебя бортанул. Я не ошибся? – Мужчине, окликнувшему ее, было на вид лет двадцать пять – тридцать. Одет он был с показной роскошью от макушки до пят, а точнее, от белой шляпы до мысков лакированных туфель. Расшитый цветочными узорами жилет кричащей расцветки, напомаженные завитки волос на висках, маленькие золотые серьги-колечки в обоих ушах и светлый локон, подвешенный, как трофей, в качестве кисточки на цепочке для карманных часов, дополняли идеальный образ сутенера. Видимо, он покровительствовал проституткам, промышлявшим здесь же, на бульваре, – несколько девиц, виляя повязанными косынками бедрами, расхаживали по тротуарам, завлекая добропорядочных буржуа.
Такие типы, как этот хлыщ, считали портики театров самым подходящим местом для найма новых сотрудниц. Охота здесь шла вовсю. Красавчики вроде этого атаковали жертву в лоб, остальные действовали обманом, используя других женщин в качестве вербовщиц. Эти женщины обычно выдавали себя за честных торговок нарядами. Они знакомились с самыми пригожими юными актрисами и предлагали им взять напрокат платья и драгоценности для выхода в свет за какую-нибудь ничтожную сумму – поначалу. Простушки, купившиеся на эту приманку, постепенно влезали в долги настолько, что в конце концов им уже ничего не оставалось, как продавать самих себя, чтобы не попасть за долги в тюрьму Сен-Пелажи[71]. Аглая лично была знакома с одной хорошенькой дебютанткой по имени Фаустина, приехавшей в Париж из Тура, – та и месяца не отыграла на сцене театра «Амбигю-Комик», как оказалась на тротуарах улицы Англад.
– Как можно было обмануть такую очаровательную девицу! – не отставал хлыщ, с похабной улыбочкой нагло разглядывая Аглаэ. – Но уж я-то сумею тебе его заменить, да так, что ты будешь довольна донельзя. Как насчет прогулки в Ла-Куртий? Танцульки и кувшинчик сюренского вина помогут забыть любые амурные разочарования!
