Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
Так что вот он снова в «Висельнике», ждёт, когда же сюда вальяжной походочкой войдёт, засунув руки в карманы и посасывая сигарету, ухмыляясь во весь рот, отпуская шуточки и выпрашивая проставить ему выпивку, этот злобный мелкий урод Ленни Маркс. Как люди могли поддаваться на его слёзные жалобы, учитывая, сколько денег зашибал он на том, что называл забавы ради «торговлей скобяными изделиями»? Может, у него имелась хорошенькая такая папочка с компроматом на многих из них, вроде как у Хэкетта имелась подобная папочка на Галлахера? «Хорошенькая» – это, конечно, фигура речи, ничего хорошего в ней, разумеется, не было, да и быть не могло…
Галлахер уже заказывал вторую порцию виски, и тут Ленни наконец-то явился, самоуверенный, как и всегда.
Это был щуплый низкорослый тип с узким лицом и кривым острым носиком. Ко лбу его налипла запятая гладких чёрных волос, словно непослушный локон, оставшийся там с тех пор, как мать зализала его на лоб, обслюнявив палец, прежде чем выпустить сыночка в свет. Его отличала странная вертлявая походка, он как бы огибал сам себя по ходу движения и ставил одну ногу прямо перед другой, как балетный танцор. На нём был один из мешковатых грязно-белых льняных костюмов, которые пошили для него на какой-то потогонной фабрике где-то в Англии. Эти костюмы все как один не подходили ему по размеру, и Ленни беспрестанно корёжило в них, как будто они кишели муравьями. Голову он держал постоянно склонённой набок, так что правая щека прижималась к плечу. Это было связано с врождённым дефектом – местные остряки поговаривали, что, дескать, когда Ленни родился на свет, доктор бросил на младенчика взгляд и тут же попытался запихнуть его обратно. Кроме того, у него постоянно подёргивался уголок рта. Он был известен под разными прозвищами, например, Еврейчик или Пиджачок, но большинство людей знало его просто как Малыша Ленни. Свой жизненный путь он начал как моряк дальнего плавания и утверждал, будто бы говорит на полудюжине языков, что явно было полезным навыком для торговца скобяными изделиями.
– Недди, мальчик мой! – воскликнул он, слегка приударив Галлахера, мужчину весьма крупного, по плечу острым кулачком. – Сегодня гуляем на мои! Что? Уверен? Ну ладненько, как скажешь! – Он обратился к бармену: – Мне джина с водой, Майки.
Он развернулся, облокотился на стойку и оглядел полутёмное, обшарпанное помещение, не переставая изгибать тонкие губы в дёргающейся улыбочке. Закурил сигарету.
– Как жизнь, Ленни? – спросил Нед Галлахер, с отвращением покосившись на него.
– Лучше не бывает, – развязно ответил Ленни, – лучше не бывает! – Достал монету из кармана брюк и принялся катать её по костяшкам, подгоняя щелчком большого пальца. Это был один из фирменных трюков Малыша Ленни, предмет его гордости. – Давненько тебя не видно, – сказал он. – Каким это ветром тебя сюда занесло? – Ухмыльнулся. – Тем же, что и обычно, полагаю? – Он снова оглядел бар. – Сегодня-то, правда, симпатичных ребят что-то не видать, вернее, может, пока не видать…
– Пошли, – сказал Галлахер, взяв свой напиток и отвернувшись, – присядем вон там.
Он направился к низкому круглому столику в углу. Ленни, не переставая демонстрировать свою ловкость с помощью блестящего шиллинга, отделился от барной стойки и побрёл за ним.
Они сели на шаткие стулья с веретенообразными спинками. Бармен принёс Ленни джин.
– Ну, как говорится, вздрогнем за нас, красивых! – изрёк Ленни, поднимая бокал.
Некоторое время они сидели молча – Галлахер сгорбился над столом, приподняв плечи, а Ленни тем временем развернулся и снова оглядел помещение.
– Хорош-таки наш родной притончик, а? – нежно сказал он.
Отец Ленни, давно покойный, работал старьёвщиком в Либертисе и Кумбе. Мать же его по-прежнему держала подпольный ломбард под вывеской кондитерской на Кланбрассил-стрит, которым управляла, впрочем, без особого размаха. Судебное преследование обходило её контору благодаря Ленни и его связям. Иногда он навещал её и привозил небольшие подарки из частых путешествий по миру.
Ленни всегда был в делах – то садился на паром в Голландию или на поезд до Марселя, то отплывал на Нормандские острова с портфелем, прикованным цепочкой к запястью, то готовился к отлёту в какие-то таинственные места на берегах Азии, чтобы перетереть там с какими-то подозрительными людьми о каких-то сомнительных сделках – или, как сказал бы он сам, поручкаться с большими шишками и обкашлять выгодные контракты. Впрочем, речь всякий раз шла об оружии, именно оно было его неизменным товаром. Никто не ведал, как так получилось, что Ленни до сих пор не поймали за шкирку и не посадили – никто, кроме немногих знающих людей, включая Неда Галлахера и министра обороны доктора Уильяма Латимера. У Ленни было много друзей, нравилось им это или нет.
– Так ты скажешь мне, зачем вызвал сюда, в «Ритц», Недди? – спросил он.
Он всегда называл Галлахера этим уменьшительным именем, которое придумал сам и пользовался им единолично, что порядком раздражало самого Галлахера.
– Да есть тут одно дело, которое нужно уладить, – сказал Галлахер, понизив голос. – Вот я и подумал, что именно у тебя имеется на примете тот, кто мог бы им заняться.
– Какого рода дело?
– Весьма деликатного.
– И что же тебе нужен за человек?
– Кто-нибудь надёжный. И опытный.
Кажется, Ленни всегда катал во рту какую-нибудь мелочь, что-то вроде семечка или маленького твёрдого орешка. Это был тик сродни подёргиванию уголком рта.
– Мы говорим о таком человеке, который мог бы стать моим клиентом? – спросил он.
Несколько лет назад Ленни способствовал перемещению определённых материалов откуда-то из-за границы через Белфастский порт. Это не входило в зону его ответственности, но его попросили сделать одолжение – иммунитет перед законом, которым он пользовался в результате, того стоил. Нед Галлахер не был напрямую вовлечён в это предприятие – Боже упаси! – однако его информировали о нём по секрету, через трансграничные каналы. Ребятки с севера всегда нуждались в скобяных изделиях, хотя по получении товара почти им не пользовались. Некоторые говорили, что они продают его другим, более решительно настроенным организациям за границей, на Карибах или в каких-то южноамериканских банановых республиках. Ленни совершенно не беспокоило, где в конечном итоге оказывались поставляемые им товары.
– Речь идёт, – сказал Нед Галлахер ещё тише, – о профессиональном, испытанном исполнителе
