Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
Страффорд вынул пистолет и снова положил его на ладонь. Инспектор наслаждался им без всякого стеснения, отчего должен был чувствовать себя глупо, но этого не происходило.
Пистолет был не новым. Сказать по правде, даже довольно старым. Балф сказал, что его сняли с трупа члена «Каирской банды», разведывательной группы британской армии, заброшенной из Англии, чтобы разобраться с Ирландской республиканской армией в ходе Войны за независимость. Верить этому или нет, Страффорд не знал. Возможно ли, чтобы оружие столь почтенного возраста всё ещё находилось в рабочем состоянии, как заверил его Балф? Может ли быть, что из него стреляли по людям? Эта мысль вызывала у него своего рода мрачное волнение. Как-то раз он и сам убил человека – скорее по случайности, чем намеренно, много лет назад, когда только начинал службу в полиции. Страффорд едва осознал, что нажал на спуск, и всё закончилось в одно мгновение. Иногда во сне он снова посещал сцену происшествия: машины, остановившиеся на просёлочной дороге, и тела, нелепо растянувшиеся на земле в ярком свете фар, как манекены в натуральную величину. Впрочем, это его не беспокоило. Он не чувствовал угрызений совести. Успей умерший выстрелить первым, в живых не было бы самого Страффорда.
Теперь он снова подошёл к окну с револьвером, свободно болтающимся на боку. Никогда не поздно узнавать себя с новой стороны, размышлял он. Детектив не знал, какое чувство сильнее – волнение от обладания этим смертоносным предметом или абсурдность мысли о себе как о вооружённом человеке. К счастью, рядом не было Маргариты, так что она не видела, как он испытывает столь постыдное самодовольство. Страффорд чувствовал себя школьником, которому попала в руки папка с порнографическими картинками. Вспомнил, как бродил в детстве по полям вокруг Розли, размахивая деревянной игрушечной винтовкой, вырезанной для него из клюшки для хоккея на траве их родовым кузнецом. Пиф-паф, ты труп!
Самое сильное впечатление на инспектора производило то, насколько серьёзная штука досталась ему во владение. Большинство предметов, которые попадают кому-либо в руки, столь тривиальны, что их едва замечают. Весил маленький пистолетик немного, но нёс немалую символическую нагрузку. Вещица с тёмной аурой, таинственная и исполненная глубокого смысла.
Страффорд вздохнул, закрыл глаза и сильно сдавил переносицу подушечкой большого и костяшкой указательного пальца. Что это на него нашло, откуда такой восторг от обладания каким-то пистолетом? Это всё виски, снова сказал он себе, но на этот раз отговорка прозвучала не столь убедительно.
Обладание. Это было верное слово. Но кто был обладателем, а кто – одержимым? Инспектор сунул револьвер в кобуру и пошёл наверх, чтобы закончить сборы. На верхней ступеньке споткнулся и чуть не скатился обратно. Хорошенькое было бы дело, если бы его обнаружили у подножия лестницы со сломанной шеей, запахом виски изо рта и не вполне законно приобретённым пистолетом, аккуратно спрятанным под мышкой!
34
Нед Галлахер велел таксисту высадить его у моста Кингс-Бридж, на левой стороне дороги у вокзала. Подождал, пока такси не скроется из виду, и только затем перешёл через реку. Таксисты отличаются замечательной памятью и больше всего на свете обожают являться в суд для дачи свидетельских показаний.
Прошёл по северной стороне небольшой пустынной площади и свернул на мощёную улицу с кособокой церковью в дальнем конце. На полпути до церкви остановился перед пабом. Паб назывался «О’Дрисколлс», но все знали его под другим названием, «Висельник». С одной стороны располагался гараж, а с другой – обширный участок пустыря, на котором в последний раз, когда Галлахер бывал здесь, помещался склад матрасов. Вид пустого места вызвал у него невнятную тревогу. Как могло такое внушительное здание просто исчезнуть почти без следа? Теперь площадку покрывали только труднопроходимые заросли бурьяна, среди которых высились несколько невысоких куч щебня и знак, предупреждающий, что нарушители, проникшие на территорию, будут привлечены к ответственности. У него возникло стойкое желание развернуться и бежать отсюда со всех ног.
Когда Галлахер был здесь в последний раз? Три, четыре года назад? Больше? Он пожалел о том, что пришёл в это место. Вытянул шею и осмотрел фасад паба. Это было унылое на вид заведение, суровое и неприветливое. Заходящее солнце светило в верхние окна, так что за ними ничего нельзя было разобрать. Внутри они были завешены кретоновыми шторами. Зачем здесь эти шторы? Почему именно кретоновые? Дрябло свешиваясь за закопчённым стеклом, они производили впечатление чего-то призрачного. Эти комнаты, должно быть, пустовали с тех пор, как дом превратили в паб – давно, ещё до войны. Он подумал о людях, которые жили там когда-то, а теперь умерли.
В баре-салоне мерцала единственная парафиновая лампа – Галлахер чувствовал запах её сладковатого, вязкого дыма. Снял шляпу и огляделся. Ничего не изменилось. Даже бармен тот же самый: тощий, с покатыми плечами и длинным тонким носом с фиолетовым кончиком. В его облике тоже ничего не изменилось. Только долгополый чёрный фартук немного обветшал и обтрепался.
– Рюмочку односолодового.
– Воды капнуть? – с усталым безразличием прогнусавил бармен.
– И так сойдёт.
Нед Галлахер оперся локтями на стойку и как можно ниже втянул голову в плечи. Хотя его вряд ли узнал бы кто-то из старых знакомых. Представители нужного ему контингента как правило, умирали молодыми, или попадали в тюрьму, или просто пропадали неведомо куда.
И всё-таки никогда не знаешь, когда именно прошлое подкрадётся сзади и укусит тебя за мягкое место. Обстоятельства последнего визита сюда глубоко запечатлелись у него в памяти, и ожог от клейма ныл до сих пор. Это Хэкетт вызвал его тогда. После того злополучного инцидента в мужском туалете на Бург-Ки у Хэкетта имелись на него все возможные компроматы, и он не собирался позволить Галлахеру об этом забыть. В тот раз этот ушлый стервец его отпустил, но была одна загвоздка. Детектив вызывал его несколько раз, когда ему нужна была та или иная закрытая информация или когда ему нужно было провернуть что-нибудь по-тихому. Ничего серьёзного, ничего тяжёлого – уж явно не настолько, как дело, которым Нед Галлахер занимался этим вечером.
При мысли о том, в какие неприятности может он вляпаться просто потому, что находится здесь, его бросало в пот. Но когда тебя о чём-то просит Билл Латимер, нельзя ответить «нет». Министр обороны был одним из немногих членов Палаты, кто считал своим долгом ознакомиться с внутренним устройством чиновного аппарата, и не было человека, способного более ловким
