Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Не за что. – Вербин ответил на взгляд девушки, взял с подноса кружку и сделал первый утренний глоток чёрного кофе.
– Ты повёл себя, как благородный человек. – Вероника уселась, потому что пить лёжа неудобно, и взяла свою кружку двумя руками. – Не думала, что в Москве такие остались.
– Да, в Москве ещё остались москвичи. Нас мало, но мы есть.
– Сноб. Сейчас, небось, ругаешь себя? А я не знаю, как относиться к твоей вчерашней робости: как к милому проявлению воспитанности или как к глупости? Но то, что от машины до дома ты нёс меня на руках, было очень… – Она не подыскивала нужное слово, она специально его не произнесла. – Я мало что помню, но почувствовала, что именно тогда пришла в себя. Мне стало тихо и тепло. – Ещё одна пауза. – Спасибо.
– Я сказал твоей соседке, что ты пьяна в доску.
– Мы никого не встретили.
– Ты же ничего не помнишь, – притворно удивился Феликс.
– Во мне пропала великая актриса, Вербин. А может, ещё не пропала. Я не решила. – Вероника сделала глоток кофе и улыбнулась.
Без успокоительного вчера не обошлось. Да и не могло обойтись, учитывая обстоятельства.
Феликс вытащил рыдающую девушку из арки, усадил в машину, велел проглотить таблетку и запить водой. И воду, и нужные препараты он всегда держал под рукой. Пока ехали, таблетка начала действовать, Ника затихла, стала сонной, вот Вербин и отнёс её в дом. Определил, где спальня, оставил одну, велев переодеться ко сну, минут через пять заглянул, увидел, что натянувшая пижаму девушка сидит на кровати, бессмысленно глядя в одну точку, и отправил чистить зубы. Дождался, уложил, хотел выйти, но Ника, не открывая глаз, очень по-детски попросила: «Останься, пожалуйста». И Феликс лёг рядом, не раздеваясь, поверх одеяла. Девушка прижалась к нему и мгновенно заснула. Вербин планировал побыть с Никой минут десять, а затем перейти на диван, но его самого сморило, и проснулся он чуть меньше часа назад. Осторожно, ухитрившись не потревожить девушку, поднялся с кровати и вышел из комнаты. Привёл себя в порядок, отправился на кухню, но по дороге заглянул в другие комнаты, без задней мысли, просто осмотреться. А вот кухню обыскал внимательно, особенно холодильник: нужно было понять, где что лежит и можно ли рассчитывать на завтрак? Обыск закончился быстро, результаты оказались примерно такими же, как если бы Вербин проводил исследования собственной холостяцкой кухни. Но кофе он нашёл, причём хороший кофе. Подождал, а услышав, что девушка шумно заворочалась – специально, конечно, сварил кофе и вернулся в спальню.
– И ты опять врёшь, Вербин, – ты не спал на диване. Я, конечно, вчера была не в форме, потому что ты меня чем-то опоил, но ты так храпел…
– Я не храплю.
– Об этом будешь рассказывать какой-нибудь несчастной на первом свидании.
– То есть тебя мой храп несчастной не сделал?
– Я рада, что ты быстро сознался, не люблю тратить время на пустяки.
Они рассмеялись, но, возвращая на поднос кружку, Ника стала серьёзной, и Феликс негромко спросил:
– Чего они хотели?
– Я не помню.
Врать она не умела. Или не умела врать ему.
– Ника, не заставляй меня сожалеть о том, что я вчера нарушил все существующие правила, – мягко произнёс Вербин. – На тебя было совершено нападение, и это не шутки. Пожалуйста, скажи, чего они хотели?
– Спрашивал… – Девушка едва заметно дёрнула плечом и на вопрос отвечала намного медленнее своей обычной речи. – Он спрашивал, кто прислал информацию о Косте Кочергине. Почему я была в Куммолово? Знаю ли я Абедалониума? Хотел ещё что-то спросить, но тут мимо пролетел его напарник и он меня отпустил. Вербин, чем ты его ударил? Всё-таки взял с собой бейсбольную биту? – Две последние фразы Ника произнесла обычным тоном, приободрилась, вспомнив процесс спасения. – Почему ты не стал в них стрелять? Потому что здесь Питер, а не Москва? Культурная столица?
– Больше ни о чём не спрашивал?
– Я же сказала: не успел. Вербин, ты меня вообще не слушаешь? А ведь мы даже не женаты!
– Это хорошая новость, – протянул Феликс.
– То, что мы не женаты?
– То, что они задавали эти вопросы.
– Почему?
– Вопросы означают, что у них нет доступа к полицейским материалам. То есть нашим удалось качественно засекретить ход расследования.
– Вербин, ты реально нездоров, – всплеснула руками Ника. – Я перепугалась, понимаешь? Я была в шоке. На меня напали. Мне сдавливали горло и бог знает что хотели со мной сделать! А тебя интересует только то, что у них нет доступа к документам?
– Вижу, ты быстро поправляешься, – хладнокровно ответил Феликс. – Но давай сегодня ты не будешь выходить из дома?
– Ты в своём уме? У меня полно дел!
– Хотя бы до обеда?
– Ты принесёшь мне обед? Так мило…
– То есть ужинов тебе уже недостаточно?
– Ура! Мы идём ужинать! Вербин, я тебя обожаю! – Ника неожиданно прильнула к Феликсу, обняла его двумя руками за шею и чмокнула в щёку: – А у нас будет собака?
– Какая собака? – растерялся Вербин.
– Вижу, ты ещё не готов.
– К чему?
– Потом узнаешь. – Ника слезла с кровати и потянулась. Облачённая лишь в тонкую пижаму. Получилось провокационно. – О посуде не беспокойся, я вымою. Ты, кстати, далеко собираешься в воскресный день?
– На работу, милая.
– Ты же знаешь, что мне не нравится, когда ты меня так называешь.
– Я нарочно.
– Я так и поняла. За эти годы я хорошо тебя изучила.
– Ты живёшь в мире своих иллюзий.
– Это всё твои транквилизаторы, любимый, после них у меня всегда путается сознание.
– Не выходи из дома и никому не открывай.
– Во сколько ты вернёшься?
– Как только вернусь – ты об этом узнаешь.
– На такие ответы ты имел право лишь до тех пор, пока мы не познакомились. – Эту фразу Ника произнесла в прихожей, глядя на то, как Феликс натягивает куртку, а когда он закончил, подошла вплотную и, глядя ему в глаза, совсем другим тоном, серьёзным, без намёка на шутку, сказала: – Последний раз о вчерашнем: спасибо.
– Хорошо, что ты мне позвонила.
Ника улыбнулась:
– Я не жалею, что вышла тебя встречать. Вот. – И подтолкнула к двери: – Проваливай.
И Вербин провалил.
Вышел из парадного, улыбнулся и прищурился – утро выдалось ярким, солнечным, закурил и позвонил Гордееву:
– Что скажешь?
– Нападавших проследить не удалось, – рассказал Никита. – В «Деловую тыкву» они не заходили, Нику взяли там, где видеокамер нет, и ушли грамотно, дворами.
– Я прислал описание.
– Ага. С художником встретиться не хочешь?
– Постараюсь. Но не могу сказать, что хорошо их запомнил.
– Ты же совсем рядом был.
– Я их бил, а не разглядывал.
– Настоящий Емельяненко, – прокомментировал Никита. – Даже имя на Ф.
Гордееву Феликс позвонил по дороге к дому Ники, обрисовал ситуацию и попросил разобраться. Но бандиты оказались опытными ребятами.
– Я заплатил за Нику и поговорил с барменами: Арсен вчера не заходил.
– Спасибо.
– Будешь должен, – хмыкнул Гордеев. – Ты куда сейчас?
По фону он понял, что Вербин находится на улице.
– В «Манеж». И буду рад, если у тебя получится подъехать.
– Для чего?
– Есть одна мысль.
– Можешь выразить её по телефону?
– Накормлю завтраком.
– Выезжаю!
Феликс вбил в навигатор адрес «Манежа» и всю дорогу думал… Не о том, кто может стоять за нападением и для чего оно понадобилось, а о том, что в третьей, самой дальней, комнате большой квартиры Ники на полу лежал полиэтилен и стоял мольберт с закрытой тряпкой картиной. И судя по запаху, который чувствовался, несмотря на наличие мощной вытяжки, и состоянию краски на полиэтилене, недавно здесь занимались живописью.
///
Эта лавка скорее всего никогда не существовала – потому что она казалась слишком ненастоящей. Эту лавку можно было отыскать в соседнем доме, потому что она казалась слишком питерской. Небольшой и странной. Самое главное – странной, идеально подходящей для имперской столицы, дворы которой были колодцами. И если лавка пряталась неподалёку, то скорее всего в цокольном этаже – об этом говорило маленькое зарешечённое оконце в левом верхнем углу картины, через которое с трудом пробивались солнечные лучи. Пробивались, чтобы осветить сидящие на полках куклы. Сломанные куклы. Беловолосые и голубоглазые, пластиковые и деревянные, в разноцветных платьях… Куклы были разными, но все беловолосые и голубоглазые. И все – с разбитыми конечностями. У всех кукол, которых Абедалониум рассадил по полкам, были повреждены
