Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
– У меня там брат двоюродный. На стройке работает, стрелок Макалпайна [43].
– Чего?
– Ну это такое своего рода прозвище, которое они дают сами себе, парни на стройках. Дороги. Небоскрёбы. Как закончат, от прежнего Лондона и камешка не останется, будет новый – ирландской работы.
Перси Антробус знавал какого-то Макалпайна, припомнил Терри. Как его там, Джимми Макалпайн? Джейми? Свойский парень. Коллекционировал машины, «роллс-ройсы», «элвисы» и те, с испанским названием, «Испано-что-то-там». Никогда не вылезал из клубов, тусовался до рассвета. Впрочем, парень порядочный, говорил Перси, щедрый и не прижимистый. Тут Терри представил себе ночную Оксфорд-стрит: на мокром асфальте мерцают огни, а из забегаловок Сохо доносится музыка. Почувствовал укол тоски по дому, затем рассмеялся сам себе. Всего день вдали от Лондона, а он уже роняет слёзы в пиво.
– С тебя полтора шиллинга, – сказал бармен. – Что ж ты, парень, раньше сюда не приехал, с прошлого-то года у нас пиво на два пенса дороже.
Терри отсчитал монеты на колючую поверхность резинового коврика. Какой-то пожилой тип в дальнем конце бара, в коричневом пальто с меховым воротником, бросил на него взгляд. Он уже не в первый раз задавался вопросом, что же в нём такого привлекательного именно для таких вот старых придурков со вставными челюстями, шелушащейся перхотью и отёкшими глазами.
Засунув руку во внутренний карман пиджака, он достал бумажник мистера Антробуса, который снял со старикана, прежде чем отправить его в объятия матушки-Темзы. Кожа была мягкой, тёплой и маслянистой на ощупь – можно подумать, будто это выделанный и отполированный кусок шкуры самого Перси. Содержимого там оказалось не так уж много – несколько чеков об оплате такси, квитанция из прачечной, счёт от виноторгового дома братьев Берри и Радда за ящик «Жевре-шамбертена» 1943 года. Любил всё же Перси иной раз промочить горло этакой бормотухой, что и говорить! Ну, теперь-то господа Берри и Радд смогут отработать денежки. Он отвернул кожаные клапаны бумажника и заглянул в затхло пахнущие карманы. Никаких личных вещей, даже ни одной помятой фотографии мамаши и папаши семейства Антробусов. Бедный Перси, как же ты был одинок! Терри вздохнул. Он вынужден был признать, что скучает по старому идиоту, по его неприятному дыханию и всему такому прочему.
Он расправился с напитком, кивнул бармену и вышел на тусклое апрельское солнце. Эль в желудке бурлил и просился наружу. Стоило бы что-нибудь съесть, но мысль о еде вызывала тошноту. Плавание от Холихеда было трудным, и пару раз Терри думал, что вот-вот проблюётся. Это напомнило ему о днях, когда он служил во флоте.
На переходе через улицу ему просигналил автобус, а курьер на велосипеде, которому пришлось вильнуть в сторону, чтобы не врезаться в Терри, обозвал его бараном и поехал дальше, привстав на педалях и смеясь.
Вот и снова тот книжный магазин. Он помедлил, затем проскользнул внутрь.
Столько книг – столько слов! Интересно, зачем они это делают, задавался Терри вопросом, почему никак не уймутся? – сотни, тысячи сгорбленных тел над листом бумаги и с пером в руке, всё строчат там себе что-то и строчат, прерываясь время от времени, чтобы поглазеть в пространство, поковыряться в носу или почесать яйца. Странное занятие – сочинять какие-то байки и ждать, что народ станет платить деньги за их прочтение.
Женщина у кассы наблюдала за ним, сверкая очками. Небось по облику просекла, что он не из местных, с горечью подумал Терри.
Взял с полки какую-то книжицу в мягкой обложке, пролистал её. Книжица называлась «Брайтонский леденец», хотя ни о каких леденцах речи в ней вроде не шло.[44]
В голове всплыло имя. Пинки. Так его иногда называл Перси Антробус, когда бывал под хмельком. «Здорово, Пинки!» – говорил он, шевеля отвисшей нижней губой, лоснящейся фиолетовым блеском, а слезящиеся глазки наполнялись при этом ехидным весельем. Надо полагать, отсюда-то он его и взял, из этой самой книжицы. Терри почувствовал прилив негодования. Когда тебя называют «Пинки», это уже само по себе довольно скверно – что это вообще за кличка такая? – но когда выяснилось, что Перси, оказывается, выудил её из какой-то долбаной книжонки, это перешло всякие границы.
Он пробежал глазами по странице, остановился. «…Потёртый щегольской костюм, служивший так долго, что материал его совсем износился, лицо, исполненное жадного напряжения и какой-то отталкивающей и противоестественной гордыни» [45].
Отталкивающая гордыня? Что бы это значило?
Продавщица подошла к нему. Она улыбалась, но по-прежнему сохраняла подозрительность. Спросила, чем может помочь, – в той всегдашней сахарной манере, с которой разговаривают все продавщицы. «Жеманной» – вот нужное слово. Захотелось дать ей в морду – а там и посмотрим, насколько хватит её жеманства.
– Эта книга, – сказал он, небрежно держа томик в левой руке, – сколько она стоит?
– Полтора шиллинга, – сказала женщина.
Так же, как и стакан тех помоев, которые ему подали в пабе. Это по какой-то непонятной причине позабавило Терри, и он улыбнулся магазинной сучке в ответ. Достал флорин. Ящик кассового аппарата с грохотом и звоном колокольчика открылся. Она вернула ему шестипенсовик и чек. Он одарил её последней пренебрежительной полуулыбкой и пошёл к двери. Когда та открылась, раздался звон ещё одного колокольчика, на этот раз над головой, а снаружи повеяло сырым воздухом. Терри бросил чек на коврик и переступил порог. Женщина положила книгу в пакет. Он поднёс его к носу. Ему всегда нравился блёклый, сухой запах упаковочной бумаги.
Пинки, говорите? Ну-ну…
Сидя в пабе, Терри даже начал жалеть о том, что учинил с Перси, но теперь был рад.
* * *
Свернув на Меррион-стрит, Фиби заметила, как из резиденции премьер-министра выходит дядя Апрель, Билл Латимер, в большом чёрном пальто. Он её не увидел, повернул налево, прошёл немного и вошёл в сад Ленстер-Лоун [46] через узкую чугунную калитку. Дежурный полицейский отдал ему честь, но был проигнорирован.
Фиби пошла дальше. Она в буквальном смысле вылетела из дома, разгневанная на Пауля, но теперь успокоилась. До сих пор она терзалась сомнениями по поводу Испании, но ссора с Паулем рассеяла их, как дым. Дело сделано, она поедет. Авиабилет лежал в ящике шкафа рядом с кроватью. Также там хранилось несколько испанских песет, которые ей выдали в пункте обмена валют Банка Ирландии, и приятно плотная на ощупь небольшая пачка дорожных чеков турагентства «Американ экспресс». Она даже подготовила летнее платье, чёрное, конечно, – ничего другого Фиби никогда не носила, – но лёгкое,
