Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
К нему присоединилась толстуха с пышной прической, которая смотрелась на ее голове слишком молодежно. Безвкусные золотые кольца сверкали на ее тучных руках. И у мужчины, и у женщины были проворные крысиные глазки, горящие жутким огоньком. Каждый гнусно полуулыбался, будто пытаясь подавить веселье по поводу ожидающего меня несчастья.
Я сразу понял, что разрушение моей карьеры – а значит, и моей жизни, какой они ее видели (а какое еще тут напрашивалось определение?) – доставляет им огромное удовольствие. Но неужели эти существа, сидевшие в конце длинного стола, и те другие, которым они служили и которые обитали где-то в другом здании, тоже, без сомнения, являвшемся скороваркой страха и запугивания, заставляли нас бояться? Эти гиббоны терроризировали людей, в великом множестве живущих по грязным городам? Мало того, что их ненасытность отравила окружающую среду, так мы еще подчинялись этим существам, ходящим на задних лапах в дорогих одеждах, в обмен на омраченное тревогой и лишениями существование. Люди резали, калечили свои тела в туалетах компаний, прыгали под скоростные поезда из-за них, этих сообразительных, говорливых приматов, лишивших мир света.
Пока маленькая обезьянка в костюме болтала и дразнила меня своим корпоративным двуличием, а похожая на огромный пудинг дама с ее нелепо-царственной прической кивала головой при ключевых словах и фразах, таких как «конкурентоспособность», «добавленная стоимость», «рационализация», «получение права собственности», «перепозиционирование» и «доля рынка», я трогал лежащий в кармане нож для чистки овощей. Наконец-то у дьявола появилось лицо, но его теологическая система оказалась такой же пустой и бессмысленной, как жизни, которыми он окружил себя.
Я едва сдерживался, чтобы не приступить к уничтожению. После расчленения соседа я понял, что мое терпение должно стать таким же глубоким и безграничным, как свет, которому я теперь служил; звериные побуждения и порывы должны быть умерены мыслями о рае. Вернуть немного света в мир возможно лишь в случае отсрочки моего заключения или казни. Мне предстояло много чего сделать, прежде чем я уйду со сцены.
В конце своей речи маленький гиббон явно встревожился из-за моего безразличия и неспособности корчиться и молить о пощаде. Свинья, сидевшая рядом с обезьяной, даже стала возмущаться, будто я нанес им нарушающее трудовую дисциплину оскорбление тем, что просто стоял на месте и с отвращением глядел на них. В этой комнате им нравилось видеть ужас и отчаяние, а не неповиновение.
– Вы не должны вскрывать конверт, пока не покинете территорию компании. Также вы не будете обсуждать его содержимое со своими бывшими коллегами. В противном случае будущая возможность, находящаяся в нем, будет аннулирована.
Он поспешно закончил свою заранее подготовленную речь, снова предложив мне пожертвовать жизненно важные органы в обмен на мизерное содержание. В тот момент это существо было максимально отвратительным. Пока оно сидело там и предлагало мне отдать тело на переработку, я уже даже не был уверен, человек ли это. Хотя не сомневался, что это существо поддерживалось чужими органами. Как еще могло оставаться живым нечто столь древнее, с лицом, напоминающим сухофрукт, превращенное пластическими хирургами в человеческое подобие?
Я разорвал белый конверт перед их испуганными глазами. До моего пробуждения в крови Грэма, укравшего у меня свет, такой поступок был бы немыслим.
Как я и подозревал, конверт был пуст. Он словно отражал мое будущее. Этот кусок сложенной и проклеенной бумаги служил напоминанием о лишенном света мире, где царит бесправие и исключено инакомыслие. Это оказался их последний акт мести тем, кто не смог накопить достаточно капитала, чтобы принять на себя коварную роль руководителей. Те, в свою очередь, сохраняли статус-кво, в котором были единственными бенефициарами. И мы действительно боялись их. Их! Пришло время осветить эти лица простым, чистым и ярким светом.
Я двинулся вокруг стола, словно хотел пожать им руки. Такой маневр явно не предпринимался ранее, и недоумение помогло мне выиграть время. Время, которого хватило бы, чтобы развенчать этих обезьян. Я синхронно схватил каждого руководителя за волосы, а затем изо всех сил рванул вверх.
Раздались крики, и обе фигуры поднялись со своих кресел, как марионетки, над которыми я получил контроль. Раздался хруст, как если бы липкую ленту оторвали от ткани, великолепные королевские кудри рассыпались, и я увидел под ними редкие седые пряди и бледную кожу черепа.
Локоны этой обезьяны, похоже, были пришиты к оставшимся вокруг ушей волосам. Парик приподнялся, как ковровая плитка, и существо засучило своими обутыми в туфли-лодочки ножками. Когда я отпустил этот донорский шиньон, тот шлепнулся на пол, как перевернутое на спину насекомое. И в момент триумфа я понял, что с руководством и его самыми преданными приспешниками можно эффективно справиться лишь путем быстрой дегуманизации с последующим физическим уничтожением. Только после такого господства очищающей ярости может вспыхнуть хоть какой-то свет и омыть мир, освобожденный от титулованных особ.
– Я вернусь за вашими головами в другой раз, – сказал я. Выйдя из зала заседаний, я почувствовал, что мое тело наполнилось таким светом и энергией, что мне хотелось поднимать и швырять огромные камни в тонированные окна зданий, возвышавшихся, как соборы, в коммерческих кварталах.
Покинув здание через пожарный выход для руководства, я прошел мимо частной машины скорой помощи, припаркованной на территории. Видимо, она ждала, чтобы произвести изъятие органов из моего туловища.
* * *
Моя первая десятипенсовая «Книга Света» имела большой успех. С момента ее публикации четыре года назад на облачное хранилище «Рэйнфорест» было загружено еще шестнадцать миллионов книг, так что потребовалось некоторое время, чтобы она пролила одинокий луч света сквозь эту массу мечтаний и заблуждений. Мне пришлось три года раздавать книгу бесплатно, прежде чем она стала достаточно заметной, чтобы набрать свой нынешний неудержимый импульс.
И пока «Книга Света» прокладывала себе путь на поверхность, я выходил на улицы и делился своим посланием со всеми, кто был готов меня слушать. Эта весть превосходила меня в своем величии. Передавалась мне свыше.
Время от времени я собственной рукой уничтожал упрямых, невежественных и тех, кого считал безвозвратно запутавшимися в иерархии и ее изощренной системе обмана и ложных надежд. Для меня грязная работа была сродни разрушению ложных идолов или уничтожению гротескных марионеток. Я жил за счет того, что обирал их искалеченные останки.
Другие, которым было нечего терять, оказались только рады участвовать в таких актах святой мести; многие даже взяли на себя ответственность за мои эксцессы. Но в тюрьме они обнаружили, что нигде нет большей возможности обращения в веру и вербовки новых воинов света, чем там. Как
