Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Но этому дню суждено было стать поистине невыносимым, как и моему положению в мире.
Я видел, насколько тщательно Грэм обыскал мою половину комнаты в этот раз. Он принял мое вчерашнее прозрение за опьянение, поскольку не знал различия между двумя состояниями бытия, и, пока я был на работе, обшарил мою территорию.
После поисков выпивки или наркотических веществ сосед предпринял лишь слабые попытки скрыть свое вторжение, поскольку не боялся меня. Ящики не были полностью задвинуты. Кровать стояла как минимум в одном футе от стены. Дверца прикроватного шкафа широко раскрыта.
Побледневший, дрожащий, задыхающийся от страха, я упал на колени и нырнул под кровать к отошедшему от штукатурки плинтусу. Полость, в которой я хранил Реликварий Света, оказалась пуста.
Я подбежал к занавеске и рывком сдвинул ее в сторону. Всхлипывая и уже трясясь всем телом, окинул взглядом соседскую половину. Затем, встав на четвереньки, принялся перебирать то, что своим видом и запахом напоминало мусорную свалку.
В углу комнаты я нашел перевернутый и пустой Реликварий. Он оставался открытым слишком долго, и весь небесный свет вытек из него, впитавшись в лежащую на полу грязную одежду Грэма. Этот ящичек из священного дерева, этот портал, был накрыт рубашкой с пожелтевшими подмышками, от которой воняло вьючным животным. Но от нее еще исходило слабое свечение, вроде того, какое испускает жук-светляк. Не обращая внимания на зловоние, я прижал грязную рубашку к лицу, в попытке насладиться последними остатками рая на этой Земле. В тот вечер мои отчаяние и ярость были такими, что мои крики, казалось, было слышно даже в раю.
Допив ром и помочившись на засаленную подушку Грэма, я спустился в общую кухню и достал из ящика для столовых приборов единственный острый нож. Вернувшись в нашу комнату, выкрутил лампочку из плафона на потолке. Высыпал вещи Грэма из его шкафа, затем забрался внутрь и стал ждать, когда он вернется домой.
* * *
В ту ночь, даже после всех моих мытарств – после того как я расчленил Грэма, разложил на кровати его части, после чего расфасовал их по пластиковым пакетам – моя ярость не утихла. Я не мог ни простить, ни адекватно воспринять то, что замочная скважина в рай заблокирована, глазок, через который можно было заглянуть в то место, где ждали все ответы и где вечная любовь горела подобно сердцевине звезды. Я чувствовал, будто цель дорогого отца Суареса на этой Земле втоптали в заляпанный рвотой ковер в комнате опустившегося алкоголика. Я не собирался прощать такой акт осквернения. Но считал, что обязан решить проблему. А еще у меня был очень плохой день.
Расчленив Грэма, я испытал что-то вроде пробуждения. Мало что в этом мире могло приблизиться к тому уровню гармонии, резонанса и совершенства, которым обладал свет. Но пропасть между этим существованием и тем, что было доступно всем через любовь и стремление просто стать лучше, расширилась до такой степени, что единственное счастье, к которому стоило стремиться теперь, это богатство и восхождение по иерархической лестнице, построенной из несправедливости и бессердечия.
И все же правила игры уже установлены; получение белого конверта было неизбежным. Возвыситься могли лишь чудовища. Садисты и социопаты полностью поработили нас, отняли возможность жить во внутреннем или духовном мире. Целый вид лишился сокровенного света. Я обрисовал картину в общих чертах, признаю, но то было начало прозрения, которое в ту ночь и последующий период стало проявляться в моем воображении в виде обширных, эпохальных и даже монументальных видений.
День за днем, по мере приближения даты заключительного собеседования, возвращаясь с работы домой, я медленно, но тщательно избавлялся от тела Грэма и его вещей. Ковер убрал, а мебель отдал местным благотворительным организациям. Отскреб голый деревянный пол, стены и потолок. Снял занавеску. Фактически стер соседа с лица земли.
Пустой Реликварий положил на прикроватный столик, подстелив под него кусок накрахмаленной белой ткани. Сидя со скрещенными ногами перед своей святыней, я лелеял воспоминания о содержимом этой коробки. Делал заметки. Использовал свое воображение на полную катушку, перечитывал и сокращал, бесконечно полировал холодными ночами эти слова, пока не начал, хотя и слабо, улавливать какой-то смысл чудесного света и всего, что он обещал и чем был наделен.
Хотя сотовый Грэма еще звонил какое-то время, после того как я избавился от тела, никто не приходил и не спрашивал моего соседа. Телефон я отдал бродяге на улице.
Ко времени заключительного собеседования, на котором мне должны были вручить белый конверт, я превратил комнату в место утешения и размышлений. Скудно обставленное, но чистое, оно было пропитано ощущением священной тайны, порожденной моей скромной святыней, и словами, которые я произносил перед ней каждый вечер после простой трапезы, запитой стаканом холодной воды.
* * *
Охранники остались у главных дверей представительского этажа и сообщили, что будут ждать меня, пока встреча не завершится. Проследят, как я буду выполнять унизительный ритуал – убирать свое рабочее место на глазах у перепуганного персонала. Затем бывшие коллеги с новой энергией предпримут все свои бесполезные усилия, чтобы избежать белого конверта и моей участи.
Еще никогда этот корпоративный процесс не казался мне таким грубым, примитивным и страшным. Хотя в то утро я уже не боялся. С тех пор, как у меня отняли свет Реликвария, я лелеял в себе ощущение его небесного чуда, которое росло с каждым днем.
Я не сомневался в существовании этого света где-то в лучшем месте, чем здесь. В тот момент также пришел к выводу, что мне нечего больше терять, кроме своей жизни. Однако смерть лишь ускорила бы мое приобщение к тому, что я получал от содержимого маленькой деревянной шкатулки отца Суареса. Живя без страха, всей душой пропитавшись воспоминанием об этом свете, я начал испытывать чувство невесомости и свободы, которого никогда раньше не знал в повседневной жизни. Освобожденный от кабального рабства в компании, я также мог свободно преследовать новую цель, причем такими крайними средствами, какие считал необходимыми в каждом конкретном случае. Как агент света, я также решил позволить себе определенную бесчеловечность с любыми монстрами, с которыми буду сталкиваться, пока не встречу свой неизбежный конец.
Едва двери на представительский этаж закрылись за мной, я присел и подсунул под них два резиновых клина, чтобы их не открыли снаружи.
Затем, в соответствии с инструкциями, прошел в зал заседаний, где меня встретил морщинистый человек в дорогом костюме. Он носил рыжевато-белый парик и туфли слишком
