Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Часто я находил доказательства того, что он рылся в поисках ценностей и денег на моей половине комнаты. Единственную ценную вещь, которая у меня была, я спрятал за отходящим плинтусом, под изголовьем моей кровати. Несмотря на все пережитое на работе и дома, а также во время поездок между этими двумя источниками страданий, мысль о том, что Реликварий Света исчезнет из моей жизни, была единственной, которую я считал совершенно невыносимой.
Когда я вернулся домой после самого ужасного на моей памяти рабочего дня, Грэма дома не было. Мне редко когда так везло. Я выглянул из-за занавески, покачивавшейся у входа в комнату, чтобы убедиться в его отсутствии.
Соседская половина была завалена непроходимыми грудами нестираной одежды, мусора и пустых пластиковых бутылок. Хлам выпирал из-под занавески и источал жуткие миазмы старого алкоголя и мужского пота. Всякий раз, когда соседский мусор высыпался из-под тканевой перегородки, я запинывал его обратно. Мне приходилось делать это очень часто.
Я достал из тайника Реликварий Света. К тому времени лишь этот предмет доставлял мне радость и заставлял чувствовать, что у меня есть цель. Но то, что находилось в этой деревянной коробочке, имело гораздо большее значение, чем я и все мои мирские заботы. Оно было гораздо важнее, чем весь город и все, кто в нем жил. Реликварий Света являлся вместилищем святой реликвии. Возможно, лишь ее фрагмента, но ведущего свое происхождение из Райского пояса. Это был осколок самой сильной, всепрощающей и возвышающей любви. Вызываемое им чувство радости казалось сродни эйфории. Это был вестник другого места, гораздо большего и бесконечно более прекрасного, чем земная тюрьма, в которой мы все заперты. Один знакомый священник по имени отец Суарес называл наш мир «серыми землями».
Он подарил мне этот реликварий за несколько дней до своей смерти от рака. На момент его кончины я был его самым младшим прихожанином в храме Сокровенного Света и святых смитфилдских мучеников. Той церкви давно уже нет. Земельный участок, где она стояла, и ее освященную кладку использовали для строительства комплекса роскошных апартаментов, предназначенных для руководства. Но перед смертью, так и не увидев, что все, что он содержал и чем управлял, разрушено, отец Суарес передал Реликварий мне. Приглушенным шепотом он рассказал мне, что извлек из церкви эссенцию сокровенного света и поместил ее в коробку.
Я подумал, что он сошел с ума от морфия, но принял подарок. В самом конце болезнь разрушила его маленькое тельце и превратила в едва живой скелет. Но в тот же вечер, открыв у себя в комнате безобидный деревянный ящик, я неожиданно для себя очутился на коленях и вскоре рыдал от сильнейшей радости.
В глубине души я мгновенно осознал, что все мои проблемы не имеют никакого значения в некоем грандиозном замысле, я инстинктивно понимал его, но не мог дать ему определение. Просто не существует такого языка, которым можно было бы описать свет и мудрость, излучаемые этой реликвией. Простая искра, содержащаяся в коробке, заставила меня почувствовать, что все мое существо заполнено идущим словно откуда-то издалека, всепроникающим и в то же время мягким и нежным светом. Я ощущал себя невесомым, ничем не обремененным. И знал, что те, кто нежно любил меня до самой смерти, никуда не исчезли и ждут в другом месте. Внутри этого маленького деревянного вместилища находилось осязаемое свидетельство святости и спасения, надежды, ответов, утешения и любви. Передача этого знания была мгновенной. Мне не пришлось применять каких-либо сознательных усилий. Дремлющая часть меня, которую я даже не мог вспомнить, придавленная жизнью и ее тяготами, пробуждалась в присутствии этого кусочка света.
Мои отношения с Реликварием всегда были инстинктивными, и я понимал, что ими не следует злоупотреблять. Нескольких секунд воздействия хватало, чтобы мой дух воспарил, чтобы он поднялся и избавился от своего бремени в этом вечном белом свете и золотистом тепле.
Я также жил в постоянном страхе перед истощением или исчезновением этого источника света. Со временем я заметил, что его лучи тускнеют, поэтому сохранил общение с Реликварием для самых тяжелых дней, таких как этот, и для особых случаев.
Вечером после того, как мне сообщили о консультационном периоде, я закрыл Реликварий и спустя какое-то время лежал на своей кровати в сонном состоянии. Мои тело, душа и разум были полностью удовлетворены. Я блаженно улыбался, чувствуя, как трескаются соленые следы, оставленные слезами на лице. Казалось, мой взгляд проникает сквозь грязный желтый потолок комнаты и я пристально наблюдаю за какой-то великой тайной. Но чему я улыбался и что именно видел, не знаю. Это было чем-то невыразимым и имманентным.
Возможно, умирающие религии старого мира когда-то тянулись к этому самому свету. Залитый им, я перенесся к границам другого места, где нет ни времени, ни страданий. Вот почему я почти не слышал, как Грэм вошел в комнату. После того как я открыл коробку, пусть и ненадолго, его пьяные спотыкания все равно уже ничего для меня не значили. Унылое существование соседа в этом холодном и бесчувственном мире осталось далеко за пределами моего личного продолжительного блаженства.
– Ты что, нажрался? – спросил он. Его грязная бородатая физиономия напоминала лицо доисторического пещерного человека. – Ты нажрался, – добавил Грэм, как бы констатируя факт. Он дико вращал налитыми кровью глазами, взгляд метался по моему опрятному жилому пространству. Подобно крысе, ищущей пропитания, он выискивал доказательства присутствия алкоголя, которым бы потребовал поделиться.
– Уходи, – тихо произнес я. Я не хотел, чтобы он вторгся и растоптал последние остатки небесного сияния, которое медленно угасало во мне по мере того, как окружающий мир пытался вернуть меня, а обычная суета тревог и забот коварно искала лазейку, чтобы снова проникнуть в мысли.
Грэм проигнорировал мою просьбу и продолжал внимательно осматривать мою половину комнаты. Он с трудом сдерживался, чтобы не пройти дальше и не натоптать у меня своими огромными грязными ножищами.
– Убирайся! – зарычал я на него.
Он неохотно удалился за занавеску и тяжело сел на кровать. Но было уже поздно. Само его присутствие разрушило мое единение с небесным светом.
* * *
Как я и ожидал, на следующий день меня вызвали в одну из менеджерских кабинок.
Я поднялся со стула и подошел к двери той, что была ближе всех. От моих коллег, сидевших, склонив головы, за соседними столами, исходило ощутимое напряжение. Но никто в офисе не посмотрел на меня, ходячего мертвеца.
Как и было указано в сообщении, полученном
