Забытый аромат - Елена Дорош
– Иду уже. Не орите только.
– Жду внизу! И поторопись!
Серафима посмотрела на часы. Только восемь утра. Куда торопиться? Или она должна на рассвете в отель заявиться, чтобы застать Манина в семейных трусах и с сеточкой на голове?
Прежде чем пойти в душ, она набрала номер Княжича еще четыре раза. Все с тем же результатом.
Намыливая голову, она попыталась переключиться на то, что ей предстояло сегодня. Получалось плохо, но в конце концов с грехом пополам она взяла себя за шкирку и даже заставила завить кончики волос. Королевы ароматов вряд ли ходят с косицами за ушами.
Возбужденный Верстовский уже ждал ее в кухне с чашкой кофе.
Надо же! Вот ведь как не терпится поглумиться над Маниным. Она посмотрела Верстовскому в спину таким взглядом, что если бы он обернулся, то, наверное, застыл бы, как статуя малолетнего горниста перед домом пионеров. Есть такой в райцентре.
Представив Верстовского застывшим с пионерским горном, она неожиданно для себя прыснула.
– Рад, что ты в тонусе. Пей скорее. Нам пора.
– Куда? Ваш Манин еще часа три дрыхнуть будет!
– К его пробуждению мы должны быть готовы.
– К чему?
– К выполнению своей миссии.
– Миссия инпосибл, – провозгласила Серафима и взяла кусок хлеба.
– Еще как посибл! Ты же талант! Ты – воин света, а вместе мы – сила!
Серафима чуть на подавилась горячим кофе, услышав такое.
А Верстовский продолжал заливаться соловьем:
– Уверен, что ты справишься. Ты же ненавидишь зло во всех его проявлениях, так?
Серафима мрачно кивнула.
– Поможешь морально уничтожить гадину, которая убила мою жену и уничтожила мой талант! Что может быть благороднее!
Она перебила:
– Мы сразу в отель пойдем или еще куда?
– Разве я не сказал? Ты должна выглядеть соответственно той роли, которую собираешься играть. Сначала купим достойную одежду, а потом посетим салон. Прическа и маникюр.
– А маникюр зачем?
– Если Манин заметит твои грязные ногти, то ни за что не купится на нашу легенду.
Опять НАШУ. Уже переложил на нее часть ответственности. Кажется, именно это и считается соучастием.
Он все время торопил и понукал ее, даже когда выяснилось, что они все равно приехали ни свет ни заря.
Поскольку парикмахерские открывались раньше, чем все остальное, они направились туда. Верстовский буквально запихнул ее в первое попавшееся кресло, скомандовав сонной и медлительной парикмахерше:
– Быстро и шикарно!
Парикмахерша, которую отродясь никто ни о чем подобном не просил, и она смутно представляла, как выглядит «шикарно», сделанное «быстро», хмыкнула и жестом факира накинула на Серафиму черную накидку.
– Щас, – произнесла она, ни на кого не глядя, и было непонятно, что это означало в ее понимании.
Серафима безропотно отдала себя в ее распоряжение.
Какая, в конце концов, разница, как она будет выглядеть?
Почему не отвечает телефон Михаила, вот что заботило ее больше всего. Даже предстоящая встреча с Маниным волновала гораздо меньше. Конечно, он согласится встретиться, как только услышит ее голос. И все поймет, даже если она будет произносить заготовленный Верстовским текст.
Он ведь тоже ждет развития событий и готовится.
Оставшись с ним наедине, она сразу выложит все, что известно о замыслах его бывшего друга. Пусть сам решает, как поступить. А она вернется домой, сядет у окна и будет ждать возвращения Княжичей.
И не тронется с места, пока их не увидит.
– Серафима, ты что, опять в спячку впала? – услышала она язвительный голос.
Мысленно послав своего надзирателя к черту и даже не взглянув в зеркало, Серафима стала выбираться из кресла. Парикмахерша еле успела сдернуть с нее накидку.
– Невтерпеж, что ли? – зло спросила она, обиженная тем, что клиентка не оценила ее работу.
Серафиме было все равно. Тревога просто разъедала ее изнутри.
– А маникюр у вас делают? – поинтересовался Верстовский.
Парикмахерша махнула рукой вбок.
– К Любе идите.
– Спасибо…
– Света.
– Спасибо, Света. Прибыльного вам дня.
Света махнула рукой.
У Любы пришлось задержаться на полтора часа. Зловредная Серафима потребовала не простой маникюр, а заковыристый – с гелем. Простой, мол, крутые леди и королевы парфюма не делают.
Люба старалась изо всех сил, Верстовский изнывал в коридорчике, а Серафима, равнодушно глядя на ее потуги, все набирала и набирала номер Княжича.
Тревога в душе постепенно становилась нестерпимой.
Когда они наконец добрались до магазина одежды, сил не было у обоих, поэтому, прикупив подходящий, по мнению Верстовского, наряд – черные брюки и травянистого цвета водолазку, – они решили передохнуть.
Верстовский оглянулся в поисках недорогой забегаловки, но Серафима, дойдя до ближайшей лавочки, плюхнулась на нее, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места.
– Хорошо. Тогда звони Манину прямо сейчас.
– Может, сначала мороженое?
– Обойдешься.
– Мне что, целый день не жравши ходить? – взвилась Серафима, понимая, что Верстовский не хочет оставлять ее одну.
– Сделаешь дело…
– Погуляю смело? – закончила она и чуть не сплюнула под ноги старому хрычу, но удержалась.
Администратор в отеле соединила ее с номером. Как и в первый раз, Манин долго не брал трубку.
– Упустили! – чуть не завыл Верстовский.
Серафима терпеливо ждала.
– Да, – наконец ответили ей.
Верстовский еле слышно выдохнул.
Представившись и проговорив утвержденный заранее текст, Серафима замолчала, вслушиваясь в дыхание Манина.
Догадался, что она действует по указке Верстовского, или нет?
Манин долго молчал, а потом словно с неохотой согласился встретиться около восьми вечера.
– Но учтите, у меня будет двадцать минут.
– Это по-царски! – как бы возликовала Серафима.
– Настаивай, чтобы встреча состоялась в номере, – прошептал сзади Верстовский.
Серафима дернула плечом.
– Где вам будет удобно встретиться, господин Мани? – с трогательной робостью спросила она.
– Наверное, удобнее всего в номере. Не станем же мы нюхать пробирки у всех на виду, – с усмешкой сказал Манин. – Образец у вас готов, я надеюсь?
– Разумеется. Благодарю вас. Вы – благородный человек.
Верстовский бесшумно чертыхнулся.
До встречи оставалось ровно восемь часов, и Серафима поняла: если еще хоть на миг задержится в Питере, у нее начнется настоящая истерика. Она, правда, не знала, как эта самая истерика выглядит, но чувствовала, что вот-вот сорвется.
Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Ни когда ее колошматил пьяный отчим, ни когда увидела Дениску с его мадам, въезжающих в ее родной дом. Даже когда ночевала на скамейках в парке, и то не чувствовала такого страха.
Наверное, просто за себя так сильно не боятся. Только за тех, без кого уже все равно, что станет с тобой.
Домой ехали молча. Верстовский был сосредоточен и хмур. Серафима – тоже.
В лаборатории у нее на глазах
