Забытый аромат - Елена Дорош
Верстовский уронил листок. Тот спланировал и залетел под стол. Он нагнулся за ним.
– Я не знаю! Возможно, автор кто-то из его команды! Не слежу за его работой! Этот подонок мог запросто купить парфюм у неизвестного «носа» и выдать за свой!
Он вылез из-под стола со злым лицом, но быстро взял себя в руки и продолжил:
– Я хочу явить этот аромат миру. И для этого надо, чтобы ты встретилась с Маниным.
Вот так сюрприз! Ей встречаться с Маниным? Интересно, для чего?
– Сам я не могу, поэтому ты придешь к нему в качестве автора нового аромата и попросишь содействия в продвижении.
Перед глазами Серафимы тут же встала обложка «Парфюмера»: она сама, вальяжно развалившаяся в кресле, и Верстовский в бабочке позади.
– Что вы, Константин Геннадьевич! Разве я могу! Какой из меня парфюмер? Курам на смех! Да я на первом скачке расколюсь, как Василий Алибабаевич!
– Какой еще Василий Алибабаевич? – оторопело спросил Верстовский. – Что ты несешь?
– Манин догадается, что я подставная!
– Не догадается. Ты вполне годишься для этой роли. Уже.
Это было что-то похожее на признание ее способностей, и Серафиме, несмотря на нервное напряжение, стало приятно.
– Но даже если я и смогу к нему прорваться…
– Сможешь.
Ишь ты, и не сомневается! Конечно, увидев ее на обложке вместе с Верстовским, Манин сразу согласился бы!
– Но с какой стати ему помогать какому-то неизвестному парфюмеру?
Верстовский скривился.
– Надо знать Манина. Он ни за что не откажется въехать в рай на чужом горбу. Погреться в лучах чужой славы, если своей нет! И не только погреться! Заработать на ней! Или даже присвоить! Не сомневаюсь, что с тем ароматом, который привез сейчас, этот ублюдок так и сделал!
Лицо Верстовского пылало таким праведным гневом, что уверенность Серафимы снова пошатнулась.
– Ну хорошо, – медленно сказала она. – Допустим, Манин согласится. Что дальше? Не могу же я все время выдавать себя за настоящего автора? Рано или поздно…
– Тебе не придется делать это долго. Как только будет организована презентация нового парфюма – пусть даже закрытая, в узком, так сказать, кругу, – я явлюсь на нее вместе с тобой и объявлю тебя своей ученицей и соавтором! Представляю, какое лицо будет у Манина! Не удивлюсь, если его инфаркт схватит! Пусть сдохнет, гад! Главное, что последним он увидит мое лицо!
Верстовский захлебнулся предвкушением своего триумфа и закашлялся.
Серафима смотрела во все глаза.
Так вот какой у него был план! Вот для чего ему понадобилась никому не известная девушка с природным даром обоняния. Он давно придумал выставить ее вместо себя, как картонную фигуру в магазине! Куклу наследника Тутти! Он не собирался убивать Манина. Тот – слишком заметная личность. Известного на весь мир парфюмера укокошить – это не то же самое, что Ингу. Ее никто не знал. Алекс Мани – другое дело. Пистолет был просто отвлекающим маневром. Верстовский решил уничтожить соперника морально. Впрочем, не только. Он почти уверен, что от потрясения Манин окочурится. Может, ему известно что-то еще? Например, что у того больное сердце? Конечно, зачем тогда рисковать, пуляя из пистолета? Для этого надо иметь смелость, а Верстовский трус. Он десять лет прятался в своей норе, нос высунуть боялся, план сочинял. И тут появилась колхозная дура, и все сложилось. Главное, чтобы картонная дурилка Серафима ни о чем раньше времени не догадалась.
Серафима вспомнила, как тщательно Верстовский готовил ее к роли подсадной утки. А она и рада была стараться! Учила запахи, формулы дурацкие! Интересно, а что Верстовский собирался сделать с ней потом, когда уничтожит с ее помощью своего врага? Пошлет к черту или снова захочет использовать вместо себя? Ведь он все равно не сможет вернуться в профессию без нее. Она может быть «носом», а он – нет!
Если замысел такой, то плохо он ее знает!
Серафима с шумом выдохнула и удивилась, что изо рта не вырвалось пламя.
– Ну что, согласна? – уже предвкушая будущую победу, спросил Верстовский.
– А как зываются эти духи?
– «Интрига».
По тонкому льду
Серафима попросила несколько минут, чтобы все хорошенько обдумать.
– Не просто обдумать. Но и порепетировать. Ты должна держаться как королева. Королева ароматов!
Верстовский чуть не прыгал от восторга, что так быстро уломал ее.
– А для начала выспись, вымойся и вообще – придай себе столичный лоск!
– Ну и как, по-вашему, это делается?
Верстовский задумался. Эту часть балета он тщательно не продумывал. Ну и что? Время еще есть. Главное, чтобы щучка не сорвалась с крючка. Хотя нет, на хищную рыбу Серафима не тянет. Тогда кто? Плотва? Толстолобик? А вот! Нашел! Красноперка! А что? Похожа! У той, кажется, плавники красные? А у этой – волосы!
Верстовскому так понравилось название, которое он придумал для Серафимы, что он окончательно развеселился.
– Отправляйся на заслуженный отдых, а я буду шлифовать наш план.
Он уже НАШ, этот план?
Хитер. Уверен, что колхозной нимфе для счастья много не надо. Ее взял в соавторы великий Верстовский! Этого довольно, чтобы притупить ее и без того тупое сознание. По его замыслу, она должна вырасти от гордости еще на пару сантиметров.
Ну что ж, посмотрим, господин интриган.
Запершись в своей комнате, Серафима кинулась звонить Княжичу. Ее просто трясло от нервного перенапряжения во время разговора с Верстовским, от тревоги за Димку и от того, что сам Михаил не позвонил ни разу.
Она набрала номер трясущимися руками и стала считать гудки. Раз, два, три…
На десятом по счету телефонная девушка сообщила ей, что абонент не отвечает или временно недоступен. Серафима предпочла бы второе. Пусть лучше недоступен, чем не отвечает. Если не отвечает, очень страшно, и об этом лучше не думать.
Вне себя от тревоги она стала ходить из угла в угол, время от времени повторяя вызов.
Все было напрасно. Что могло случиться?
С этой мыслью она легла в постель, уверенная, что нипочем не заснет.
И в то же мгновение провалилась в сон.
Самый глубокий в своей жизни. В котором даже сновидений не бывает.
Ее разбудил Верстовский, начав энергично колотить в дверь.
– Вставайте, мадемуазель, вас ждут великие дела!
Серафима пошарила рядом в поисках телефона. Оказалось, она так и спала, сжав его в руке. Ответного звонка не было.
Где же ты, Миша?
– Серафима! Ты что, уши ватой заткнула? Мне надоело стучать! Быстро поднимайся!
Открыть бы сейчас дверь и треснуть ему по плешке,
