Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
На Графтон-стрит её внимание привлёк худощавый, узколицый молодой человек; он стоял у книжного магазина «Эблана» [37] и с горько-презрительной полуулыбкой разглядывал выставленные в витрине книги. На нём было аккуратное маленькое пальтишко пастельных тонов, застёгнутое на все пуговицы, хорошо отглаженные бежевые брюки, штанины которых едва доходили до щиколоток, и светло-коричневые мокасины с позолоченными пряжками. Что-то в этом юноше, не совсем ясно, что именно, – возможно, эти пряжки или острые стрелки на брюках, – вызвало в ней внезапный, мимолётный прилив жалости. Стоя у витрины и чванливо ухмыляясь при виде книг, которые никогда не прочтёт, он выглядел таким напыщенным, что её сердце рванулось к нему из груди. Было совершенно ясно, что он не тот, кем себя воображает, – и даже не представляет, что окружающие способны раскусить его с одного взгляда.
Добравшись до отделения Гарды на Пирс-стрит, Фиби по обыкновению остановилась полюбоваться на миниатюрные каменные головы полицейских, вмурованные в известковый раствор над дверью. Они сохранились ещё со старых времён, с эпохи британского владычества, и грозно взирали исподлобья направо и налево, чем должны были олицетворять бдительность и суровую решимость. Если же говорить начистоту, то они были слишком малы и выглядели чересчур наивно, чтобы вселять в зрителя какое-либо иное чувство помимо умиления и лёгкой иронии.
Девушка назвала своё имя дежурному сержанту, как было велено, и он поднял откидную доску стола и махнул ей рукой, чтобы проходила.
Кабинет Хэкетта находился на верхнем этаже. Он был тесным и клиновидным с точки зрения планировки, а на узком его конце располагалось окно, из которого открывался вид на крутые скаты крыш и грязные слуховые окна.
Детектив сидел спиной к окну за своим загромождённым бумагами столом. Воздух в комнате был синим от сигаретного дыма. Его шляпа висела на вбитом в стену гвозде рядом с засиженным мухами календарём, уже лет десять как утратившим актуальность. Звание старшего суперинтенданта было результатом недавнего повышения, которое Хэкетт, к удивлению и раздражению начальства, принял неохотно и неблагосклонно. Он настаивал, что вполне доволен и прежним положением, но в конце концов согласился на новую должность, при условии, что сможет сохранить за собой свой старый, душный и утлый кабинет, где с удовольствием ютился столь много лет, как моряк в «вороньем гнезде».
Он встал в знак приветствия, одарив Фиби улыбкой своего по-лягушачьи широкого рта. На висках его она заметила седые пряди, но в остальном старший суперинтендант, казалось, совсем не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз – четыре года назад, верно? Его потёртый до блеска синий костюм очень походил на тогдашний. Галстук тоже казался тем же самым. Через лоб так же пролегала узкая полоска младенчески бледной кожи, выдающая любителя носить шляпы. Оказалось приятно – сильнее, чем ожидала Фиби, – увидеть Хэкетта ровно таким же, каким он ей когда-то запомнился.
– Садитесь, садитесь, – пригласил старший суперинтендант, переминаясь с ноги на ногу и издавая свой гнусавый смешок. – Предложил бы вам сигарету, но, полагаю, вы всё так же курите те свои, фильдеперсовые. – Он нажал кнопку звонка на углу стола. – Не желаете ли чашечку чая? Хорошую такую чашечку нашего фирменного конторского чайку?
– Да, было бы замечательно, – улыбнулась она и застонала про себя. Опять чай!
– Не промокли по дороге? – участливо спросил он.
– Так дождя-то нет.
– Разве? Минуту назад был. – Крякнув, детектив повернулся на стуле и посмотрел в окно. – Апрель, – сказал он, и при этом слове Фиби вздрогнула, пока не поняла, что Хэкетт говорит о месяце, а не о её пропавшей подруге. Старший суперинтендант продолжал: – Нынче к погоде никакого доверия – никогда не знаешь, что она выкинет в следующую секунду, – и девушка поняла свою ошибку. Нервы были столь натянуты, что символом или предзнаменованием казалась любая мелочь. Хэкетт отвернулся от окна. – Расскажите мне, – сказал он, – как там ваш отец? А то я с ним уже не знаю, сколько не разговаривал.
– У него всё хорошо. Он женился – вы знали?
– Да, действительно, слышал нечто подобное. Он нам и приглашение на свадьбу присылал, мне и жене. Очень любезно с его стороны.
– Но вы не пошли.
– Нет-нет. Слишком много дел.
– А-а. Понятно.
Фиби пожалела о том, что спросила. Детектив принялся возиться со стопкой бумаг на столе. Он стеснялся светских мероприятий и счёл бы свадьбу Квирка слишком грандиозным событием для себе подобных. Хэкетт и его жена – сущность, известная своей неуловимостью, – всегда держались особняком.
– Имейте в виду, я скучаю по нашему отважному доктору Квирку, – продолжал детектив. – Бывало, пропускали с ним вместе по рюмочке в старые-добрые времена…
Они смолкли – каждый задумался о «старых-добрых временах». Им всегда, или почти всегда, было легко в компании друг друга. Хэкетт откинулся на спинку стула. Передвинул ноги под столом, и его ботинки заскрипели.
– Так что же, – сказал он, – говорите, доктор Квирк считает, что видел где-то в Испании покойную мисс Латимер?
– Да. В Сан-Себастьяне. Это на севере. Может, вы?..
Она осеклась и поморщилась.
– Нет, – невозмутимо сказал Хэкетт, – нет, я бывал только на юге. В Малаге. Может, вы?.. – Теперь она улыбнулась. Туше! – И что же, – продолжал он, – что она делает там, в тёплых краях, эта призрачная девушка?
Он смерил её недоверчиво блеснувшим взглядом.
– Работает в больнице, – ответила Фиби чуть громче, чем следовало, понимая, что её слова звучат так, словно она отстаивает свою позицию. – То есть, – она замялась, – женщина, которую встретил мой отец, работает врачом в больнице. Он порезал руку, и её пришлось зашивать. А лечила его она – в смысле, Апрель или кто там. То есть, на самом-то деле, она в итоге делать этого не стала – лечить его, я имею в виду. Его вылечил кто-то ещё – другой врач.
Она дотронулась до лба.
– Понятно, – сказал Хэкетт, хотя явно ничего не понимал. Вернее, не воспринимал всё это всерьёз – то есть, по крайней мере, не производил такого впечатления – о Хэкетте никогда нельзя было сказать наверняка. Внезапно уверенность покинула Фиби, и она почувствовала себя глупо.
Раздался стук в дверь, и вошёл полицейский в форменном мундире. Он был молод и неуклюж, с крупными ладонями и ещё более крупными стопами. Хэкетт окинул его хмурым взглядом.
– А вы не из торопливых, – сказал он. – Принесите нам чаю и тарелку имбирного печенья. – Молодой человек виновато покачал своей вытянутой,
