Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
– С вами всё в порядке? – заботливо поинтересовалась официантка.
– Что? – пробормотала Фиби, подняв глаза на доброе лицо девушки. Заставила себя улыбнуться. – А-а, да-да, всё нормально. Спасибо.
Девушка оглядела помещение. Ей доводилось заходить сюда и с Апрель, причём не один раз. Впрочем, в «Деревенской лавочке», чья клиентура состояла почти исключительно из домохозяек, на сутки приехавших в город за покупками, таким, как Апрель, было слишком скучно – если там вообще бывали такие, как Апрель, в чём Фиби скорее сомневалась.
А вот Испания – Испания Апрель вполне подошла бы. Эта страна, со всеми тамошними корридами и танцами фламенко, наверняка оказалась достаточно полна жизни даже по её меркам. Раньше люди часто говорили, что Апрель «необузданная». Неужели теперь её удалось обуздать?
В «Шелбурне» чай был бледно-жёлтым и полупрозрачным, ну а здесь он имел цвет лишь слегка разбавленной патоки. Фиби даже не была уверена, стоит ли его пить. Вроде кто-то сказал, что в чае содержится ещё больше кофеина, чем в кофе? Меньше всего ей сейчас нужен стимулятор – она и так была возбуждена донельзя. Тем не менее дрожь в руках прекратилась, а бабочки в животе начали складывать крылышки.
Ей пришла в голову мысль. Друг Квирка по фамилии Хэкетт, старший суперинтендант сыскной полиции Хэкетт – вот кому, а вовсе не Уильяму Латимеру, стоило бы ей позвонить! Почему она о нём не подумала? Это ведь он и вёл расследование исчезновения Апрель. Когда прошло несколько недель, а её тело так и не нашлось, он закрыл дело – несомненно, с облегчением. Хэкетт явно был рад избавиться от Латимеров. От людей из этой касты, могущественных и опасных, ему, простому полицейскому чиновнику, явно хотелось держаться как можно дальше.
Она выкурила сигарету, затем встала, заплатила за чай и за булочку, от которой съела только половину, и поднялась по ступенькам на дневной свет. Направилась через дорогу к телефонной будке, стоящей в тени каштана. Однако у неё больше не оставалось мелких монет, а потому пришлось вернуться в кафе и попросить у дружелюбной официантки сдачи с шестипенсовика. Официантка, отсчитывая монеты из кассы, покраснела и вдруг сказала:
– Приятно снова видеть вас здесь после столь долгого отсутствия.
Фиби опешила. Однако же да, прошло много времени с тех пор, как она бывала здесь с Джимми Майнором, с Апрель, даже с Изабель Гэллоуэй, хотя та была пташкой-полуночницей и часто не вставала до середины дня, а потому предпочитала другие заведения – «Шекспира» или «Замковый двор». Боже, как же давно это было! С высоты сегодняшних дней тогдашняя жизнь казалась такой простой, такой невинной!
– В последнее время я нечасто бываю в этих местах, – сказала она официантке, кладя пенни в сумочку.
Почему же она так сказала? Она ведь жила на Бэггот-стрит и, можно сказать, бывала в этих местах постоянно…
Официантка снова улыбнулась. Какими добрыми бывают люди – и всё же юношей забивают до смерти и избавляются от их трупов, как от собак, а девушек истязают близкие родственники, после чего принуждают их бежать за границу. Фиби улыбнулась и прикусила губу. Трудно было представить, что Апрель Латимер смогли принудить сделать что-то такое, чего она не хотела.
Фиби поспешила через дорогу, снова вошла в телефонную будку, набрала номер оператора и попросила соединить её с отделением полиции на Пирс-стрит.
Голос Хэкетта напомнил ей о чае в кафе – крепком, коричневом, тёплом и горько-сладком. Она обнаружила, что снова улыбается в трубку.
– А-а, мисс Фиби! – воскликнул детектив. – Да никак это вы? – Хэкетта забавляло общаться с ней, утрируя свой литримский говорок и изображая неотёсанного провинциала, каковым он не был. – Чем же это я могу быть вам пользителен?
Она рассказала ему о телефонном звонке Квирка и о своей встрече с Уильямом Латимером. Хэкетт молчал добрых десять секунд. Фиби практически слышала, как он думает.
– Извините, – сказала она, – надеюсь, я не…
– Приезжайте сюда, в участок, хорошо? – предложил он, переходя на официальный тон. – Я скажу ребятам на вахте, чтобы они вас ждали. Просто назовите свою фамилию, и вас пропустят.
И детектив повесил трубку, не попрощавшись. Несколько минут Фиби простояла с трубкой в руке, слушая безучастные гудки и хмуро глядя сквозь маленькие квадратные стекла телефонной будки на спутанные зелёные космы деревьев за оградой площади. Она чувствовала себя разочарованной. По тому, как изменился тон его голоса, было ясно, что Хэкетт не более чем Уильям Латимер обрадован вероятностью того, что Апрель жива и находится в Испании.
Девушке казалось, что она продирается сквозь колючие заросли. Нет, звонить Хэкетту не стоило – как и Уильяму Латимеру. Но тогда, может быть, Квирку с самого начала не стоило звонить ей? Может быть, мёртвых лучше попусту не тревожить – даже если они не мертвы, но решили казаться таковыми? В конце концов, так ли рада была семья Лазаря, когда Иисус вернул его к жизни и тот воротился домой, потирая руки и требуя накрывать на стол?
Предвечерний свет приобрёл оттенок жемчужно-серого, и над деревьями по небу плыли большие тяжёлые серебристые облака. Прежде чем выйти из телефонной будки, Фиби закрепила шляпу булавкой, чтобы та не улетела. Казалось, всё пришло в движение, и ничто не хотело оставаться на месте. Сам мир внезапно стал непостоянен и изменчив.
26
Фиби задумчиво шла мимо чёрной чугунной ограды. Она никуда не спешила. Вымотанная противостоянием с Биллом Латимером, она опасалась ещё одной возможно неприятной встречи, хотя только что сама же о ней просила. Старший суперинтендант Хэкетт, несмотря на всё своё внешнее добродушие, бывал непредсказуем.
Идя, она проводила кончиками пальцев по прутьям решётки. Слой краски, нанесённой в незапамятные времена, был шероховатым и блестел, как мокрый уголь. Весенний ветерок качал ветви платана над головой и осыпал её потоком капель, отчего на ум пришла мысль о похоронном ритуале и священнике, что окунает в сосуд со святой водой маленькую серебряную штуковину в форме барабанной палочки и встряхивает ею над гробом. Фиби давно отпала от веры и не посещала мессу с тех пор, как… о, да она даже не помнила, с каких именно пор! Всё это теперь казалось таким далёким – все эти церемонии и таинства, святое причастие, коленопреклонение, молитвы и покаяние. Единственным, во что она действительно верила в детстве, было