Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Музыкант пожилой и сутулится. На нем черное пальто, которое когда-то было под стать деловому костюму. Ступни обмотаны грязными бинтами, и он переступает с ноги на ногу, бьет колышком в грязный тамбурин. Его руки напоминают замерзшего цыпленка с прозрачной кожей. Костяшки невероятно распухшие, я даже сомневаюсь, что он может делать что-то еще, кроме бесполезного стука деревянной палочкой по барабану. Голова у него лиловая, как у безволосого детеныша млекопитающего, у основания черепа – венец белых прядей, свешивающихся через ворот пальто. Цвет кожи изменился, наверное, из-за освещения или алкоголя. Перед его шаркающими, переступающими с места на место ногами стоит эмалированная кружка. Я заглядываю внутрь и вижу тусклую медь двухпенсовой монеты.
Впереди, в соединительном туннеле, дюжина или больше неопрятного вида людей. Все они, кажется, тоже ходят из стороны в сторону, но едва движутся вперед, будто увлеченные стуком музыканта. Я невольно попадаю в этот примитивный ритм, а затем вырываюсь из него с отвращением.
Направляюсь к концу туннеля и ускоряюсь, едва не переходя на бег, в сторону линии Виктория. Стук барабана преследует меня.
Под аркой платформы на пол резко падает фигура. Похоже, у женщины случился обморок. Мне мало что видно кроме пятнистой от старости, трясущейся руки. У нее дрожит тело или она плачет? У меня нет времени останавливаться и проверять. В любом случае, над ней уже склонились два человека, поэтому за ней присмотрят. Но когда я проношусь мимо, они издают воркующие звуки, так обычно себя ведут, когда кормят домашних животных.
«Уважаемые пассажиры! Просьба оставаться за желтой линией».
Платформа линии Виктория южного направления в этом конце тоже забита пассажирами. Все повернули головы влево и всматриваются в туннель, из которого должен появиться поезд. Рты у них разинуты, и в них так же темно, как в туннеле. Наверное, они надеются разглядеть дальние огни поезда. Жаждут почувствовать своими неулыбчивыми лицами тот внезапный неестественный порыв ветра, услышать далекий визг рельс и потрескивание статики под ногами.
Находиться такому количеству людей на платформе небезопасно. Когда я протискиваюсь вдоль задней ее части, то чувствую, как с переднего края некоторые фигуры падают на рельсы. Но похоже, это иллюзия, поскольку я не слышу, как они приземляются, и никто даже не машет руками.
Все, должно быть, вымотаны ожиданием, потому что никто не разговаривает. В отчаянии я поднимаю глаза на информационное табло. Оно выглядит так, будто ему требуется хорошая чистка, потому что янтарные буквы и цифры почти не читаются под слоем пыли. Наконец разбираю надпись: «ВСЕ СТАНЦИИ ДО БРИКСТОНА – 1 МИН».
Я жду гораздо дольше, повернув голову влево, как и все остальные, и уставившись в черный зев пустого туннеля. Жду так долго, что шея начинает болеть. Кто-то на платформе падает в обморок, потому что я слышу звук, будто мешок, набитый палками, со стуком валится на пол. Следует кратковременная возня, будто рухнувший тянет за собой на пол как минимум трех людей.
Глаза у меня начинает жечь, а энергии осталось так мало, что я начинаю сомневаться, стоит ли мне еще стоять. И пытаюсь собраться с силами.
«Из-за неисправности семафора на Блекфрайрс линия Дистрикт закрыта в обоих направлениях. Пассажирам рекомендуется искать другие виды транспорта».
Я закрываю глаза. В груди становится горячо, зубы скрипят.
Мне нужно позвонить в офис и сказать, что я не могу добраться до работы.
Придется подниматься на улицу, чтобы поймать сигнал на телефоне. Здесь мне ничего уже не светит. Все равно пора менять план. Северная линия. Нужно выбираться с этой станции и идти по Оксфорд-стрит до станции «Тоттенхэм-Корт-роуд». Оттуда я могу поехать на юг по Северной линии до Эмбанкмент, а затем пересесть на Круговую линию и так добраться до Виктории.
Тихо извиняясь, проталкиваюсь с платформы, но никто не обращает на меня внимания. И я вновь вхожу в туннель между линиями Виктория и Бейкерлу. Бродячий музыкант по-прежнему переступает с места на место своими грязными тряпичными ногами, а люди, кажется, не осознают, что исполняют примитивный имбецильный танец под стук его замызганного тамбурина.
Проношусь сквозь них, а затем мчусь через другую арку, ведущую в следующий туннель, в котором, похоже, тоже проблемы с освещением. Лампы моргают, гаснут, затем через несколько секунд загораются вновь. Поднимаю глаза и замечаю указатель с надписью: «ВЫХОД».
Высокая блондинка шагает из темноты в мою сторону. На ней обтягивающий костюм. Острые каблуки туфель отстукивают стаккато, которое будто заполняет туннель и эхом разносится на многие мили вокруг. Даже при таком нестабильном освещении я вижу ее костлявое телосложение и надменное выражение лица, под которым скрывается высокое самомнение. И все же хоть что-то приятное, способное облегчить эти бесконечные подземные поиски.
Я готов по-быстрому полюбоваться ею, прежде чем она пройдет мимо и удалится прочь. Но когда она равняется со мной и мерцающий свет падает на нее, я вижу, что это вовсе не молодая красотка, какой я ее себе представлял. С такой осанкой, с высоко задранным подбородком, прекрасными глазами, обтягивающей юбкой и ногами, водруженными на пьедесталы острых, как нож, шпилек, как я мог так ошибаться?
Волосы у нее не светлые, а белые. Мертвенно-белые, как парик актера пантомимы. Высокомерное лицо модели – на самом деле череп с натянутым на него древним пергаментом. Сухая поверхность накрашена румянами, больше подходящими для циркового клоуна, чем для городской девушки. А еще я замечаю сморщенное ухо и шею, неплотно обтянутую коричневатой кожей. Похоже, какая-то наркоманка или былая обольстительница, страдающая пищевым расстройством, потому что я никогда не видел таких худых ног. А то, как браслеты клацают на ее костлявых запястьях, вызывает у меня чувство тревоги.
Костюм на ней тоже когда-то был модным. Но теперь это грязный реликт, от которого исходит запах старого, сырого подвала. А парик, или что там у нее на пятнистой голове, пахнет чем-то горелым.
Она идет к барабанщику, и прежде чем я поворачиваю голову вперед, замечаю, что женщина внезапно вскидывает тонкие руки вверх, будто от радости, и трясет своей жуткой головой.
Я уже настолько устал, что слышу собственное дыхание. И если скоро не попью воды, у меня начнутся галлюцинации или случится обморок. Я подумал о сморщенных органах фараонов, покоящихся в погребальных урнах в Британском музее. Именно так, наверное, сейчас выглядят мои внутренности.
«Из-за сообщения об угрозе безопасности на станции „Баронс-Корт“, на линии Виктория в обоих направлениях серьезные задержки».
Следуя подсвеченному указателю с надписью «ВЫХОД», я иду до самых эскалаторов и выясняю, что они сломаны. Неплотная толпа
