Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Я поднимаю глаза на цифровой дисплей, в надежде, что тот поделится со мной информацией. На нем горит надпись; «КУРЕНИЕ НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ СТАНЦИИ ЗАПРЕЩЕНО». Затем она меняется на сообщение, что следующий поезд до станции «Элефант энд Касл» прибудет через семь минут.
О, с меня довольно. Я не могу стоять здесь часами и смотреть на неподвижный поезд. Этот должен уехать, а когда прибудет следующий, все, кто уже собрался у края платформы, сядут первыми. У меня не будет ни единого шанса.
Проталкиваюсь и протискиваюсь обратно сквозь безмолвную, неподвижно стоящую на платформе толпу и возвращаюсь в туннель, чтобы оценить прогресс на Виктории. Возможно, давка уже рассосалась.
В темном соединительном туннеле передо мной очень медленно, вровень друг с другом движутся три неясные фигуры, так что никто не может их обойти. Наверняка туристы. Никакого этикета. Бродят в час пик, не понимая, куда идут. В счастливом неведении о потребностях тех, кто действительно работает в городе. Идите по левую сторону, черт возьми, друг за другом. Вся система рухнет, если мы все будем так себя вести.
Приподнявшись на носки, я пытаюсь обойти их. Но теряю равновесие, зацепившись за каблуки фигуры слева. Должно быть, она немощная или пожилая, потому что от малейшего прикосновения валится вперед, вскинув руки над сгорбленным телом, будто пытается удержаться на льду.
Я причинил ей боль? Ей? Это женщина, чьи тонкие ноги обуты в белые спортивные туфли? Кажется, на ней еще юбка. Трудно понять. Двое других останавливаются и поворачивают головы в сторону, наблюдая, как их спутница шатается, словно ребенок, делающий первые шажки. Они ничего не говорят.
– Извините, пожалуйста, – говорю я. Но две стоящие прямо фигуры не реагируют, лишь поворачивают головы. Только из-за темноты я не уверен, в мою ли сторону. Чувствую в силуэтах их голов враждебность или пренебрежение. Возможно, возмущение оттого, что их толкнули.
Неужели я невнимателен или излишне агрессивен? Задумываюсь над своим поведением. Но затем они начинают кружить на месте, словно мое вмешательство или смена направления их дезориентировали. Один смотрит на потолок, будто пытаясь вспомнить какое-то давнее событие из своей жизни, и вздыхает. Медленными и преднамеренными движениями они, кажется, все дальше расходятся друг от друга, продолжая при этом преграждать проход. Я хочу помочь фигуре, которую толкнул, и повторяю:
– Извините.
Но быстро убираю руку, когда мои пальцы обхватывают в тонком рукаве блузки что-то твердое, но не толще флейты. И хотя туннель освещен лишь рассеянным светом, идущим с платформы линии Бейкерлу, я уверен, что фигура, которую я коснулся, согнулась пополам и пытается укусить меня. Слышу, как что-то клацает, словно два игральных кубика в деревянной коробке. И делаю шаг назад.
Все трое поворачиваются и смотрят на меня.
– Вы ходите шеренгой в час пик. Господи.
Я проталкиваюсь сквозь них и иду дальше. За спиной раздается стон, шорох одежды, а затем шлепок, как от ладони по керамической поверхности. Там, позади, кто-то тоже стонет. Добравшись до конца туннеля, я поворачиваюсь и смотрю назад, во тьму, откуда пришел. На фоне полукруга белого света вижу лишь одну из фигур, стоящую теперь прямо, с растрепанной, как у давно нестриженного старика, головой.
Я прохожу мимо приземистой женщины с большим чемоданом на колесиках. Тот по-прежнему стоит на первой ступеньке, и она просто смотрит на него.
Да, дерьмо случается. Зачем волочь сюда что-то таких размеров? Я, что ли, должен надрываться и тащить его вверх по лестнице? Эти чемоданы всегда такие тяжелые, будто в них носят якорь или наковальню. Может, ты и в отпуске, но кому-то из нас нужно на работу, дорогуша.
Толпа жаждущих попасть на линию Виктория южного направления не двигается, как и тогда, когда я проходил мимо них несколько минут назад. Они все еще жмутся друг к другу, опустив головы. Клин из людских тел тянется от одного края лестницы до другого. С той единственной разницей, что теперь они съежились еще плотнее и чувство нервного нетерпения возросло до такой степени, что скоро кто-то начнет толкаться. Волосы у всех, стоящих сзади, выглядят так, будто им требуется хорошее мытье и расческа.
Возможно, мне нужно было вернуться на платформу Бейкерлу восточного направления и пройти в самый дальний ее конец. Почему я не подумал об этом раньше? Там я смогу перейти на линию Виктория южного направления, а затем выйти на противоположном конце этой платформы.
Разворачиваюсь и вновь вхожу в темный туннель. К счастью, трех старых фигур, с которыми я столкнулся, нигде не видно. Хотя они все равно не узнали бы меня в темноте, если бы я прошел мимо. Но в середине туннеля слышу возле самого пола голоса. Бормотание. Смотрю вниз и в тусклом свете вижу намек на группу тел, сбившихся в кучу и медленно двигающихся. Они жмутся к стене, стоя на четвереньках, и шарят вокруг, словно что-то уронили.
На линии Бейкерлу ничего не изменилось. Толпа пассажиров, стоящих у открытых дверей неподвижного поезда, не сдвинулась с места. А те, кого я задел на платформе, проходя мимо, лишь бормочут, пошатываясь. Я вижу все те же равнодушные лица, глядящие из открытых дверей вагонов. Высокомерно, будто они являются членами высшего социального класса, потому что находятся в поезде. Тогда как те, что на станции, могут лишь смотреть на них завистливыми глазами. Никто в поезде не шевелится. Они совершенно неподвижны, но все же в них есть что-то выжидательное, как у манекенов. Растрепанные пародии на людей в рабочей одежде, стоящие под пыльными желтыми лампами склада.
Все скамьи в задней части платформы заняты теми, кто устал стоять. Некоторые прислонились к соседям, рты раскрыты, глаза пустые. Вскоре я уже перешагиваю через тех, кто, не найдя места на сиденьях, сел прямо на грязный плиточный пол. Мужчины в костюмах-двойках сидят, вытянув ноги. Из-под брюк торчат носки, шнурки развязаны. У них очень тонкие лодыжки. Белые пальцы сжимают потертые портфели.
Впереди я слышу монотонный бой какого-то барабана. Звук глухой и слабый, как у старого, дешевого и потрепанного инструмента из музыкальной комнаты нищей школы.
Стучит бродячий музыкант, стоящий у входа в туннель, соединяющий линию Бейкерлу с Викторией южного направления. Он, несомненно, мешает
