Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл
Страница из бесплатной газеты, подлетев, прилипает к голени. Я дергаю ногой, но мне не удается ее сбросить. Приходится поворачиваться, и она сама сползает по ботинку.
Женщина разговаривает с другим мужчиной.
– Простите, простите меня.
Тот сидит, наклонившись вперед, на скамейке в задней части платформы. Он не шевелится. Возможно, спит. Внезапно, я вспоминаю ее вопрос.
– По Центральной линии на восток, – кричу я женщине. – До Холборн. Там пересядете.
На ее лице я вижу непонимание. Она хочет мне что-то сказать. Ее вопрос – всего лишь уловка. Разве может лицо быть таким серым? Она возвращается на свое место рядом с интеркомом, к которому пассажирам рекомендуют обращаться за помощью. Нажимает зеленую кнопку. Никто не отвечает. Не думаю, что справочная работает. Смутно помню, как сам нажимал ту зеленую кнопку, давным-давно, но никто не ответил.
– Простите. Простите меня, – говорит она в микрофон.
Стоя на платформе Центральной линии восточного направления, станции «Оксфорд Серкус», я вижу, как вдали уже начала собираться очередь желающих попасть на линию Виктория южного направления. Должно быть, задержка на ней колоссальная, раз все они ждут на этой платформе. Я готов просто упасть на колени и разрыдаться.
Подходя к очереди, сталкиваюсь со стеной поникших плеч. Все эти люди стоят на месте? Или медленно движутся вперед, шаг за шагом, в направлении дальней платформы, обещанной грязным указателем, висящим у них над головой? Сложно сказать. И как долго они здесь ждут?
Придется проехать по линии Бейкерлу до станции «Эмбанкмент», а затем пересесть на Круговую линию и так добраться до Виктории. В противном случае такими темпами я безнадежно опоздаю на работу. Снова.
Жмусь к краю лестницы, иначе никак. Ни одно из бледных лиц в этой давке даже не поворачивается ко мне. Они привержены своему тщетному стремлению попасть наверх. Над толпой висит запах старой одежды, оставленной в душном помещении, и чего-то еще. Сладковатый запах портящегося мяса.
Поднявшись по лестнице, я ныряю в туннель, уходящий налево, и направляюсь к следующей лестнице, ведущей к линии Бейкерлу. Иду вдоль арочного свода, бесцветного, как длинный пустой бассейн, изогнутого над россыпью фигур, которые, кажется, замерли под мерцающими лампами дневного света. Они шевелятся, но не движутся вперед, словно заблудились. Возможно, растерялись. Нет времени выяснять это. Хрен с ними. Мне нужно попасть на поезд.
Я приседаю, уклоняясь от проводов, свисающих с алюминиевой сетки. Это правда опасно? Протираю циферблат своих часов и смотрю на время. Пятнадцать минут десятого.
– Вот дерьмо. Черт.
Я должен быть за своим столом через пятнадцать минут. Но этому не бывать. У меня впереди как минимум двадцатиминутная поездка в метро, а затем пятнадцатиминутный путь пешком от станции до офиса. Такими темпами я в лучшем случае доберусь к десяти. От отчаяния внутри все сжимается настолько сильно, что мне светит расстройство желудка или изжога. Я чувствую слабость. Когда я ел в последний раз?
В туннеле, вмещающем вторую лестницу, жарко и душно. Чувствую запах пота и чего-то похожего на смрад старых штор, сгнивших от сырости в гараже, который я обследовал как-то в детстве. У подножия лестницы на пути у меня возникает какая-то маленькая женщина, и я со вздохом останавливаюсь. Она пытается поднять чемодан с колесиками на следующую ступеньку. От него исходит ужасная вонь. Обычно в таких случаях я помогаю, но сейчас спешу и не могу терять ни секунды.
На деревянных ногах поднимаюсь на второй пролет лестницы и вхожу в соединительный туннель, который ведет к платформам Бейкерлу.
Свет в туннеле такой тусклый, что я натыкаюсь на кого-то идущего в противоположную сторону. Ни он, ни я не извиняемся, и оба спешим дальше. Но я все еще чувствую ребрами толчок его костлявого локтя, как и он моего.
Временно сбитый с толку столкновением и плохим освещением, наступаю на что-то хрустящее. Всмотревшись в илистую темноту у себя под ногами, вижу скрюченную, прижавшуюся к стене фигуру. Я наступил ей на ногу. Вижу сандалию и стелющийся по полу подол чего-то, похожего на халат. Но на что бы я ни наступил всем своим весом, оно издало звук ломающихся пополам хлебных палочек. Смотрю вниз. Морщусь.
– Извините.
Голова, плотно завернутая в грязный платок, смотрит на меня или, наоборот, никак не реагирует? В тусклом свете я вспоминаю, как однажды в школе покрыл воздушный шарик обойным клеем и полосками газеты, а затем раскрасил. Через несколько дней я проткнул и вынул шарик, а высохшую, пустую голову выкинул, не захотев брать ее домой. С радостью затолкал в мусорное ведро, пахнущее апельсиновыми корками и карандашной стружкой.
У человека на полу тоже нет четко обозначенных глаз. Они кажутся бумажными и плоскими в резко очерченных глазницах. Но под одеждой что-то шевелится. Кажется, сидящая на грязной плитке фигура протягивает ко мне руку, но та падает и клацает, будто сжимает игральные кости.
В конце туннеля на платформе «Бейкерлу, восточное направление» полно пассажиров, которые, кажется, не особо торопятся садиться в поджидающий поезд. Наверное, они ждут, когда люди сперва выйдут.
Между неподвижными телами пробивается ванильный свет из стоящего состава. Сквозь грязные окна виднеются затылки пассажиров, которым посчастливилось занять сидячие места в это время суток. Некоторые головы опущены – они читают газеты и книги либо просто смотрят вниз, отведя взгляд от толпящихся вокруг людей. Кто хочет поймать на себе недобрый взгляд незнакомца, вынужденного делить с тобой вагон метро?
Я обхожу толпу сбоку и двигаюсь вдоль края платформы, в надежде разглядеть щель между телами, сквозь которую смогу подобраться к открытой двери. Но я не могу приблизиться к ней, потому что вокруг каждой полукругом, неподвижно стоят люди, желающие попасть в вагон. Никто, кажется, не выходит, и места для посадки больше нет. Пассажиры в поезде стоят у открытых дверей и молчат. Никто никому не смотрит в глаза.
«Уважаемые пассажиры, не оставляйте свои вещи без присмотра».
Объявление повторяется дважды, после чего я теряю терпение и спрашиваю ближайшего ко мне мужчину:
– Что происходит?
Но потом вижу кусочек белого провода, тянущийся из его уха и исчезающий под пальто. «Айпод». Его пальто знавало лучшие времена, и я гадаю, почему он не стряхивает перхоть с плеч.
«Из-за падения человека под поезд движение по линии Джубили остановлено в обоих направлениях».
Возможно, это сказалось и на Бейкерлу. Я знаю, какой страшный импульс распространяется здесь от любого сбоя.
Повернувшись, ловлю на себе взгляд молодой женщины. Вскидываю вверх брови и качаю головой – знакомый признак опаздывающего пассажира
