Плохая кровь - Сара Хорнсли
Да, я знала, что его следует ждать сегодня – ведь он прервал свою командировку, чтобы успеть вернуться к похоронам Макса, – но все равно, когда я вижу его в маминой гостиной, чувства приходят в смятение. На нем темно-синяя рубашка с открытым воротником, которую я купила ему на прошлый день рождения, и кремовые шорты-чинос с мокасинами. Круглые очки в толстой черной оправе. Это откровенно лондонский стиль – настолько, что здесь он смотрится комично и неуместно. Зримое напоминание о том, что мои жизни «прежде» и «после» никогда не должны были вот так сливаться воедино.
Он вскакивает со стула, как только видит меня в дверях. Первое, о чем я думаю, – что он не должен сидеть здесь. Это кресло ему не принадлежит. Оно принадлежит другому. Моему отцу. Ной должен пересесть куда-нибудь. Но как сказать ему об этом? И я просто позволяю ему поцеловать меня и пытаюсь сосредоточиться на том, что он мой муж.
Ной хороший. У нас все хорошо. Несмотря ни на что, мы здесь вместе, и этого должно быть достаточно.
– Вы с мамой хорошо поладили? – спрашиваю я.
– Конечно. А почему бы и нет? На самом деле я, кажется, пообещал ей, что приготовлю сегодня ужин.
– Ты… что? – Только не это. Я надеялась, что во время его пребывания в доме они будут держаться как можно дальше друг от друга.
– Я решил, что так будет правильно. И, кроме того, будет приятно познакомиться с ней поближе, пусть даже при таких обстоятельствах.
«При таких обстоятельствах…»
Я стараюсь не вздрогнуть от бесстрастности этих слов. Напоминаю себе, что это Ной. Он не бессердечен – он сказал это не намеренно, просто он такой, какой есть. Он всегда старается сгладить свои недостатки, иногда даже слишком сильно. Говорит слишком громко, чтобы компенсировать неуверенность. Шутит слишком навязчиво, чтобы скрыть чувство уязвимости. Ведет себя слишком серьезно, когда обстановка делается чересчур эмоциональной и он со своим интернатским воспитанием не знает, как на это реагировать.
– Это очень мило с твоей стороны, – вынуждена сказать я, потому что это правда, и я пытаюсь не злиться на него, ведь все, что делает Ной, он делает для меня. Мой муж не идеален, но он добр.
Ной не виноват в том, что я не хочу видеть его здесь: в этом месте, в этом доме, рядом с моей матерью. Я словно чувствую, как яд сочится со стен, капает из ее уст и течет к нему, готовясь отравить нас.
* * *
Я знаю, что не смогу долго отсиживаться в туалете, прежде чем они начнут задавать вопросы. Как и было обещано, Ной приготовил ужин, а мама накрыла большой дубовый стол в столовой. До этого мы с Ноем никогда не ужинали с моей мамой. Даже в день нашей свадьбы. Мы поженились во время отпуска, чтобы избежать неловкости, связанной с торжественным банкетом.
Конечно, Ной не знает, что причина в этом. Я убедила его, что это будет романтично: пожениться без традиционной суеты, способной отвлечь от обетов, которые мы давали друг другу. Вместо того чтобы потратить кучу денег на нелепо дорогой банкет, который запомнился бы гостям как «праздничная вечеринка», мы провели два месяца на Средиземном море. Ноя не пришлось долго уговаривать – стоило только показать ему, какую виллу мы можем снять. Он, конечно, уже встречался с моей матерью, но всего несколько раз – можно пересчитать по пальцам одной руки – и никогда не приезжал сюда.
Тук-тук.
– Всё в порядке? – Даже стук в дверь в исполнении Ноя звучит медленно и уверенно. В его мягком тоне звучат нотки обеспокоенности. Он способен сдержаться: не выбить дверь и не потребовать, чтобы я рассказала ему, что происходит, и именно эти качества я в нем уважаю – и именно этих качеств не хватает моему подлинному «я». Тому «я», которое таится глубоко-глубоко.
Единственная разумная реакция на подобное поведение – ответное спокойствие. В этом и заключается особенность Ноя: он всегда держит эмоции под контролем, у него всегда все упорядочено – ни единого неуместного слова. Это позволяет мне держаться за реальность. Сохранять спокойствие, утихомиривая бушующие внутри меня чувства, не давая им вырваться наружу.
За это я и люблю его больше всего: за то, что он дает мне возможность быть именно такой, какой я себя хочу видеть. Но сегодня, накануне похорон Макса, я ощущаю, как моя внутренняя боль требует выхода. Она не хочет утихать.
Я закрываю глаза и слушаю его голос по ту сторону двери, надеясь, что это, как обычно, успокоит меня. Ной говорит о том, что приготовил на ужин. Какие ингредиенты он использовал. Из какой части Индии родом это блюдо. Это тактика, которую посоветовала нам Айя, – способ вытащить меня из омута воспоминаний и раздумий и сосредоточиться на чем-то другом. Я знаю – он считает, что я просто подавлена своим горем.
Отчасти это правда, но это не вся правда. В этот момент я люблю Ноя сильнее, чем когда бы то ни было, но это не помогает: сама мысль о том, что однажды я могу потерять его – а ему может не понравиться то, что он обнаружит, когда узнает, какая я на самом деле, – заставляет боль в груди становиться острее.
Распахиваю дверцу шкафа над раковиной и нахожу пачку маминого кодеина. Открываю ее.
Ной замолкает, но я все еще слышу его дыхание. Он ждет. Терпеливо, как обычно. И вот, вместо того чтобы разгромить дом, как мне хотелось бы, я откликаюсь:
– Уже иду. Спасибо. Начинай расставлять тарелки. – А затем запиваю таблетку водой из-под крана.
* * *
– У тебя действительно талант, дорогой. – Мама в сотый раз хвалит Ноя за его готовку.
Любой решил бы, будто он приготовил изысканное праздничное меню из пяти блюд, а не простое карри. Конечно, Ной сделал все сам и с нуля, но мама обычно не из тех, кто раздает комплименты, и уж точно не склонна перебарщивать. Я никогда не замечала за ней особой восторженности, но с момента появления Ноя она просто переполнена энтузиазмом – впервые на моей памяти.
Если честно, меня это бесит.
– Итак, Ной. – Она откладывает нож и вилку, вытирает рот салфеткой. – Банкир, зять, шеф-повар экстра-класса… – «Боже правый, пусть это прекратится». – Я просто хочу сказать – я очень рада, что ты здесь, что мы
