Бюро темных дел - Фуасье Эрик
Ее присутствие рядом – казалось бы, такая малость! – спасло меня от наступавшей со всех сторон тьмы, которая грозила меня поглотить и уничтожить. Мамзель Луиза стала для меня не только компаньонкой в играх, но близким другом и наперсницей. Я рассказывал ей свою историю, делился страхами, душевными терзаниями, моим отвращением ко всем мерзостям, которые Викарий заставлял меня делать и сам учинял надо мной. Разговаривая с ней, я учился облекать в слова то, что со мной происходило. Я избавился от ложного чувства вины, которое застило мне глаза и не давало увидеть реальность такой, какой она была на самом деле. Я понял, что не могу быть в ответе за случившееся со мной. Ни в коей мере! Понял, что на мне нет вины и что истинное Зло – это не я, а Он. Зло – это Викарий. Понял, что со Злом надо сражаться, и победить Зло можно Злом.
Не знаю, как Он догадался, что во мне что-то изменилось. Думаю, вопреки всем принятым мною предосторожностям, Он прочел это по моему лицу, увидел в моих глазах. Я перестал быть его вещью. И тогда он начал следить за мной еще пристальнее. Былой страх вернулся в мою душу. Теперь всякий раз, когда ко мне приходила мамзель Луиза, я умирал от ужаса при мысли, что Он может нас застукать. Я не осмеливался даже вообразить себе Его ярость, которая в результате обрушится на меня. Я так сильно боялся, что в конце концов страх притянул кошмарные события, как магнит притягивает железную стружку.
В тот день мы с мамзель Луизой придумали новую игру. Я брал ее на правую ладонь, вытягивал руку горизонтально, землеройка проскальзывала ко мне в рукав, добегала до плеча, пробиралась под воротником и выскакивала на левую ладонь из другого рукава. От крохотных лапок было так щекотно, что меня разбирал смех, но я сдерживался изо всех сил, чтобы не привлечь внимание Викария.
Тщетно!
Дверь погреба вдруг резко распахнулась, с силой ударившись о стену. Меня ослепило пламя масляной лампы.
– Ах ты паршивец! Я так и знал, что ты от меня что-то скрываешь! Чего лыбишься, дрянь?
Викарий с воплями устремился ко мне. Его глаза метали молнии, рот перекосился от злобы, в уголках губ выступила пена. Он поставил лампу на деревянный ящик, набросился на меня, сбил с ног – и в этот самый момент заметил мамзель Луизу.
– Мышь! Мерзкая тварь! Сейчас я тебя поймаю!
Он хотел схватить ее своей длинной белой рукой в сеточке синих вен, но землеройка была для него слишком шустрой. Она шмыгнула в самый темный угол погреба и исчезла. Не догнав ее, раздосадованный Викарий вернулся ко мне. Его ноздри раздувались от ярости, голос срывался на визг, когда Он принялся осыпать меня проклятиями, одновременно избивая ногами. Я сжался в комок и ждал, когда эта буря утихнет. Терпеть боль мне помогала единственная мысль, вертевшаяся в голове: «Она спаслась! Луиза не пострадала! Он не смог причинить ей вреда!»
Ах, каким я был глупцом!
Викарий устал меня бить, отволок по полу в железную клетку, запер решетку и, забрав лампу, ушел, оставив меня в темноте и одиночестве. Тело мое превратилось в один огромный синяк. Я чувствовал привкус крови во рту, два зуба у меня шатались. Но все это не имело значения – ведь мамзель Луиза спаслась. Несмотря на боль во всех членах, я испытывал безбрежную радость при мысли, что такое крошечное создание одержало победу над тем, кого я раньше считал всесильным демоном.
Однако радость моя длилась недолго. Через несколько минут Викарий вернулся и на глазах у меня, перепуганного до смерти, расставил вокруг клетки полдюжины мышеловок. В каждую из них Он положил по кусочку сыра в качестве приманки.
– И что же ты думал? Что я позволю ничтожной грязной твари безнаказанно расхаживать по дому служителя Божьего? Окстись, мой мальчик! Ибо сказано в Книге Левит: «В ярости пойду против вас и накажу вас всемеро за грехи ваши»[47].
Ничего более не добавив, Он снова покинул погреб.
Как описать отчаяние, обрушившееся на меня с новой силой? Даже сейчас мне не хватает слов, чтобы передать всю глубину пропасти, в которую был повергнут мой дух. Терзаемый болью и чувством полной беспомощности, ибо невозможно было вырваться из клетки, я думал, что на меня ополчилась сама Судьба. Снова тьма и безумие грозили меня уничтожить. Ведь я к тому времени уже не сомневался, что узы дружбы, связавшие нас с мамзель Луизой, слишком прочны, чтобы просто так исчезнуть в один миг. Викарий, набросившийся на землеройку, наверняка ее жутко напугал, но пережитого страха ей будет недостаточно, чтобы она перестала приходить ко мне. А у меня не было никакой возможности помешать ей снова явиться в погреб и приблизиться к аппетитным кусочкам сыра в мышеловках. Каждый час, минута, секунда приближали ее неизбежную гибель. Это было невыносимо.
Но течение времени я остановить не мог. Время шло. Безжалостно, неумолимо. Я всю ночь не смыкал глаз, молясь Господу о том, чтобы Он спас мою подругу. В кулаке я сжимал деревянный крестик, который Викарий повесил мне на шею в первый день моего заточения. Под пальцами я чувствовал на этом крестике вмятины – следы своих зубов, оставленные в те минуты, когда мерзкий Зверь терзал мою плоть ради собственного наслаждения. Я просил у Господа только этого: сохранить одну маленькую жизнь в обмен на мои страдания.
Но Господь меня не услышал.
На следующий день, сразу после полудня, с пунктуальностью верного друга мамзель Луиза показалась в поле моего зрения. Она выскользнула из тени по тонкой дорожке, прочерченной солнечным лучом, пробившимся сквозь плохо состыкованные доски, которыми было заколочено подвальное оконце. Я бы разрыдался, будь это в моих силах. На расстоянии метра от клетки землеройка вдруг резко остановилась. Ее длинные усики зашевелились, она вскинула острую мордочку, вдыхая восхитительный аромат сыра, витавший в душном воздухе погреба.
Я вытянул руку между стальными прутьями, замахал ей, закричал изо всех сил, чтобы ее напугать. Мамзель Луиза в ответ лишь покосилась на меня и принялась умывать мордочку лапкой – в точности как в тот день, когда я впервые ее увидел. Затем она спокойно продолжила путь к ближайшей мышеловке. Я зажмурился. Раздался глухой хлопок. Когда я снова открыл глаза, бедная зверушка жалобно попискивала, пытаясь вызволить лапку, прихлопнутую пружинным рычагом. Сердечко отчаянно билось под шерстью в крошечной грудной клетке. А я смотрел на нее и ничем не мог помочь. Я оказался настолько беспомощен и бесполезен, что меня как будто и вовсе там не было.
Мои крики, должно быть, всполошили Викария, потому что Он не замедлил явиться в погреб. При виде несчастной землеройки, пойманной в ловушку, его губы скривились в гнусной усмешке. Он присел на корточки рядом с ней и очень осторожно, чтобы не дать ей ускользнуть во второй раз, освободил мамзель Луизу из-под железного рычага, а затем выпрямился, триумфально держа ее за хвост.
– «И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я Господь, когда совершу над ними Мое мщение»[48].
– Пощадите! – взмолился я. – Пожалуйста, не губите ее! Я сделаю все, что вы пожелаете, только не убивайте ее!
Он повернулся ко мне. В глазах его я увидел коварный блеск.
– Все, что я пожелаю? Правда? А если я поймаю тебя на слове, мой мальчик? – Не выпуская из рук добычу, Он подошел к клетке, отпер замок и размотал цепь, удерживавшую решетчатую дверцу. – Вылезай оттуда. Живо!
Я протиснулся наружу через узкое отверстие со всей поспешностью. Ребра у меня еще болели от побоев, но если оставался хоть один мизерный шанс спасти мамзель Луизу, я не мог упустить его, замешкавшись.
– Раз уж ты меня так вежливо просишь, – продолжил Викарий тихим сиплым голосом, отчего речь Его была похожа на череду хрипов, – я не стану убивать это животное. Однако ты должен четко понимать, что мелкие грызуны служат переносчиками всякого рода недугов. Нельзя позволить им шнырять по дому, это весьма опасно. Потому к ней следует применить самую суровую меру.
