Забытый аромат - Елена Дорош
Засыпая в тот день, Серафима, неизвестно почему, вдруг вспомнила недавний разговор с Михаилом. Она рассказывала ему, как очутилась в доме Верстовского. Не все, конечно. Про Дениса и украденный у нее дом говорить не стала. Зачем? Жалость вызвать? Или, наоборот, мысль о том, что такой дуры свет не видывал?
Михаил внимательно слушал, а потом вдруг спросил вовсе не о том:
– А тебе никогда не приходило в голову, что Верстовскому что-то от тебя надо?
– Ну конечно. Ему помощница нужна.
– Да я не об этом. Не знаю, но мне кажется, что он тебя использует в каких-то своих целях.
– Ну в каких целях меня можно использовать, Миш? Чем я могу ему пригодиться, кроме как за огородом ухаживать, в лаборатории помогать и компанию от скуки составлять? Ну еще… он же меня учит.
– А зачем он тебя учит? Ты собираешься стать парфюмером?
– А если и собираюсь, то что?
– Не обижайся, Сима, но для этого надо диплом получить. Самоучек у нас вряд ли берут в серьезные компании. А духи на коленке не делают. Если это не контрафакт, разумеется.
– Ты думаешь, он хочет пристроить меня к криминальному бизнесу? Да ты что, Миш! Этого быть не может!
– Уверена?
– Ну… я не думала о таком варианте, но никогда ни единого слова о подобных вещах от него не слышала. И даже темы такой не было. К нему же никто не приходит.
– А для чего тогда он тебя так упорно натаскивает?
– Ему просто нравится учить. Передавать, так сказать, свой богатый опыт.
Княжич посмотрел на нее и ничего не сказал. «Не поверил», – поняла Серафима и вдруг задумалась. А в самом деле, для чего она нужна Верстовскому? Сорняки дергать и грядки полоть? Ну и не заставлял бы ее тогда талдычить химические формулы. Зачем он с ней возится?
– Не похож твой Верстовский на альтруиста. И на человека, изнывающего от скуки, тоже. У меня такой впечатление, что он тебя к чему-то готовит.
– Да к чему?
– Не имею понятия.
– Ну так зачем ты меня настраиваешь против него?
– Да не настраиваю я! Просто что-то меня настораживает в твоем парфюмере.
– Думаешь, он, как в кино, хочет меня убить и запах мой забрать?
– Тьфу ты! Ну чего ты городишь, Рыжуха!
– Не пугай меня, Миш, и сам не заводись! Нет у него по моему поводу никаких замыслов! Просто… Ну так получилось. Он узнал, что я запахи различаю хорошо, вот и позвал к себе, учит, помогает. Даже предложил фотосессию сделать!
– Какую еще фотосессию!
– У него друг – известный фотограф. Константин Геннадьевич хочет его попросить сфоткать меня.
– Для чего? Для журнала?
– Да нет, что ты! Просто на память. Он же понимает, что я не вечно у него буду жить. Вот и предложил. Я говорила, что моделью собиралась стать. Наверное, ему и пришла идея. В шутку.
Вспоминая фотосессию, она вдруг подумала: «А если вовсе не в шутку? Тогда зачем?»
Серафиме стало не по себе. Она попыталась поискать ответы в голове, но ничего там не обнаружила.
Промаявшись почти час, она все же заснула.
Паранойя Верстовского
Посреди ночи ее разбудил грохот в прихожей. Заставив себя встать, Серафима поплелась на звук и увидела залитый и заляпанный грязью пол – утром, между прочим, тетка его мыла! – валявшиеся кучей тряпки, которые на поверку оказались штанами и рубашкой Верстовского и его самого, стоявшего в одних трусах возле холодильника и жадно поглощавшего минералку.
– Ты не поверишь, но сегодня меня с ног до головы окатила машина, – голосом умирающего трагика произнес Верстовский, отдышавшись после холодной воды.
– Эфиры хоть сдали?
– Сдал.
– А масла?
– Серафима, ты что, вообще бесчувственная? Я чуть не умер!
– Водой захлебнулись? – поинтересовалась бесчувственная Серафима, собирая с пола одежду.
– Чурка ты с глазами!
Верстовский плюхнулся на диван и потянул на себя плед.
– Сволочной народ! Нарочно ведь окатил! Повеселиться решил, скотина!
Серафима молча сунула грязную кучу в стиральную машину. Она понимала, Верстовский хочет, чтобы его пожалели или на крайний случай посочувствовали, но сил ни на то, ни на другое не было совершенно.
Верстовский еще немного поныл и замолчал.
Серафима включила стиралку и налила в стакан воды. Сушняк был дикий.
– Вообще день жуткий. Просто кошмарный, – услышала она и вдруг разозлилась.
– Да хватит уже гундосить! Ничего кошмарного не случилось! Ну подумаешь, обрызгали! Отряхнулся и пошел себе дальше!
Верстовский тут же вступил в игру.
– Да тебе вообще на меня наплевать! Сама весь день перед камерой задом крутила, а я по салонам бегал!
– Ну не бегали бы! Завтра я сама бы все отвезла! А насчет этой фотосессии, так сами бы жопой пять часов повертели, посмотрела бы я тогда, что от вас осталось!
– Ты посмотри, какая принцесса! Ей бесплатную фотосессию у модного фотографа, а она еще жалуется.
Серафима открыла рот, чтобы ответить позаковыристее, но почувствовала, что сил продолжать перепалку нет. Если что-то и оставалось, то Верстовский выпил последнее. Вот всегда так! Начнет жаловаться, ныть, плакаться, она – утешать, уговаривать. В результате он бодрым и свежим отправляется в лабораторию, а она падает без сил. Прямо вампир какой-то!
Она решила, что больше рта не раскроет и высасывать из себя последние соки не позволит, но Верстовский вдруг совершенно другим голосом сказал:
– Никто меня не окатывал. Я сам в лужу залез.
Серафима растопырила глаза.
– Чего вы там забыли?
Константин Геннадьевич глянул и отвернулся.
– Мне кажется, что за мной следят.
– Да кому вы нужны? Следить за вами…
– Уверен, что это Манин или те, кого он нанял.
– Что? – не поверила своим ушам Серафима. – Что вы несете? Какой Манин? Сто лет прошло! Да и зачем вы ему сдались? Сами говорили: он отнял все, что мог! Теперь-то ему зачем вас преследовать?
– Я не знаю! – крикнул Верстовский и зарылся глубже в плед.
– Ну вот и не говорите тогда! У вас просто старческая… как ее… паранойя!
– Паранойи старческой не бывает. Только деменция.
– Тогда это она! Вам показалось просто, вы испугались и от страха полезли в лужу! Это глюки обычные!
Верстовский не ответил, и Серафима вдруг поняла: он не шутит. Она посмотрела на торчащий из пледа хрящеватый нос и почувствовала, как от него ей передался самый настоящий, неподдельный страх.
– Константин Геннадьевич, вы точно не шутите? – спросила она.
Нос дернулся.
– Так вы его видели, этого Манина?
– Нет. Он ни разу с тех
