Забытый аромат - Елена Дорош
Но оказалось, что Димка был привязан к няне, а про маму вспомнил пару раз и словно забыл. Размышляя об этом, Княжич пришел к выводу, что ничего не знал о собственной семье. Можно сказать, профукал ее, не замечая ни того, что Алла ему изменяет, ни того, что сынишка растет, почти не зная родной матери. Это было больно.
Однако рефлексию стоило отложить на потом, потому что впереди были соревнования, а значит, опять долгое отсутствие. И ничего нельзя изменить. Во всяком случае, быстро. Уйти из спорта можно за один день, но куда? Никаких запасных аэродромов не построено, золотых парашютов тоже не ожидалось, и многие из обязательств просто невозможно было разорвать. Во всяком случае, в ближайшем будущем.
Протанцевав перед няней лезгинку и повысив гонорар вдвое, Княжич уговорил ее переехать к нему и отбыл восвояси, полный сомнений и тревожных дум.
Хорошо, что не пришлось объясняться с Малафеевым. На это у него просто не было ни сил, ни времени. Надо выиграть этот чертов чемпионат и сделать все, чтобы побыстрее вернуться к Димке.
Он тренировался как одержимый, не оставляя никому ни единого шанса догадаться, какие кошки скребут у него на душе. Даже не кошки, а кто-то более крупный и гораздо более злобный.
Разумеется, все были в курсе ситуации, а кое-кто знал об этой истории гораздо больше самого Княжича. Но все старательно делали вид, что ничего экстраординарного не случилось. Кроме того, Княжич ходил с такой безмятежной рожей, что даже беспардонный тренер, считавший всех подопечных своей собственностью и обычно не стеснявшийся в выражениях, посмотрел подозрительно пару раз и успокоился. Он всегда считал Княжича непробиваемым и был рад убедиться, что никакие бабы-дуры не собьют Мишку с правильного пути. А насчет Малафеева: уехал, и черт с ним! Все равно почти выдохся уже. Ну, успел ухватить контрактик, и молодец! К тому же невесть какой жирный. Так, с голоду не помереть. Скоро норвежцы поймут, что купили осетрину второй свежести, и выпрут Рудика восвояси. Вот тогда и посмотрим, кто смеется последним. Бог – не шельма! Он все видит! Бабу у друга увел! Завидовал, что Княжич талантливее во всем, вот и решил подгадить! Забыл видно, что если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло! Вернее, известно! Вообще, хорошо, что все наконец-то выяснилось и случилось. Теперь у Мишки начнется другая жизнь, лучше прежней!
Тренер не ошибся. Другая жизнь действительно началась довольно скоро: на соревнованиях Княжич получил травму, которая навсегда закрыла ему дорогу в спорт.
Нет, он не сломал позвоночник, не вывихнул ногу, не повредил голеностопный сустав во время забега.
Перед самым стартом его избили неизвестные.
В темноте, почти у самого шале, где жила российская команда, его отмутузили какие-то отморозки. Их, разумеется, искали, но не нашли. Вообще непонятно было, как на территорию попали посторонние.
Ребята сразу стали подозревать Малафеева, который приехал с норвежской командой, но ни разу к своим бывшим товарищам не зашел и даже не здоровался, встречаясь где-нибудь на нейтральной территории или в пресс-центре. Как будто это его обидели.
Полиция проверила алиби Рудика, и оно, разумеется, оказалось безупречным. Во время драки он был совсем в другом месте, и куча народу могла это засвидетельствовать.
Руководители делегации рвали и метали, но дело было сделано.
На чемпионате россиянам не досталось ни одного призового места.
Малафеев тоже пролетел мимо пьедестала, но, казалось, был не очень огорчен и, наоборот, выглядел как человек, довольный жизнью.
А уж чему он радовался, кто его знает.
Княжичу вообще гадать не пристало. Он пришел в себя к вечеру следующего дня, и первая его мысль была о Димке. Если в больничке придется задержаться, то последствия могут быть самые разные. В основном плачевные. Димку вообще могут отобрать органы опеки. Ну в самом деле, не может же мальчонка остаться без присмотра. Няня для него никто и никаких прав не имеет. Если придут забирать в детский дом, она даже сопротивляться не будет.
Эта мысль заставила Княжича завыть, да так громко, что мигом сбежались доктора и стали приводить в чувство. Думали, что у него истерика. Понимали ведь: выступать надежда российского спорта больше не сможет.
Никто и не догадывался, что в тот момент ему было наплевать на все, кроме сына.
Из больницы он удрал. Это был идиотский поступок, приведший к тому, что он навсегда остался немного кособоким и хромым, но ведь и так ясно, что со спортом покончено. Не хватало еще и сына потерять.
Домой он вернулся вовремя. Еще чуть-чуть, и им, как непутевым отцом, занялись бы всерьез. Но все обошлось, и от них с Димкой отстали.
Няню, правда, удержать не удалось. Она так намаялась, пока длилась вся эта катавасия, что, едва эпопея закончилась, уехала к сыну куда-то под Ярославль.
Они с Димкой остались одни.
Княжич продал квартиру в Москве и уехал в небольшой поселок на краю районного центра в Ленинградской области. Когда-то он гостил там у друга. Поселок, состоящий наполовину из старых бревенчатых домиков с резными наличниками на окнах и палисадниками, в которых цвели мальвы, наполовину – строящийся, постепенно обрастающий особняками, чем-то зацепил. Михаил купил приличный участок и автомастерскую неподалеку, на самом краю районного центра.
Теперь надо было построить дом и вырастить сына.
А дерево он посадил сразу. У будущих ворот. Клен. Раскудрявый, зеленый, с резными листьями. Ему всегда нравилось это дерево. Даже осенью, когда на других листва становилась бурой и скрюченной, клен радовал чудесными переливами желтого, лилового и алого. Не сдавался, так сказать.
Вот и Михаил не собирался.
Он не сомневался, что отморозки, избившие его, выполняли заказ. Чей, тоже понятно.
И даже над вопросом, почему Рудик так поступил, он долго не мучился. Страшное, разрушающее чувство – зависть. И Малафееву с этим жить.
Он решил, что ни на ненависть, ни на месть тратить свою жизнь не будет.
Он будет строить ее заново. Вместе с Димкой.
Фосессия как испытание
Утром, дожевывая бутерброд, Верстовский неожиданно сказал:
– У меня есть знакомый фотограф. Давненько не встречались, правда. Повода не было. Фотосессии устраивать мне ни к чему. А фотограф Рома неплохой. Даже замечательный. У него и выставки персональные были.
Серафима почесала рыжую копну.
– И зачем вы все это мне рассказываете? Хотите встретиться, чтобы я под ногами
