Бей. Беги. Замри - Валери Тонг Куонг
Анна думает о том, что так занимало ее больше тридцати лет назад: может ли человек своими действиями, собственной волей изменить судьбу?
Уверенным движением она прячет пакетик конфет в лифчике, засовывает его поглубже. Почти забывает о нем, подходя к входу для родственников заключенных. Не дрогнув, проходит сквозь рамку. Надзиратели едва бросают взгляд на нее – они с самого начала определили ее в категорию «приличная женщина».
Оказавшись в переговорной, она выкладывает леденцы на стол.
– Ты сделала это! – восклицает Лео, входя. – Мама, ты потрясающая!
Он смотрит на конфеты, но, как ни странно, не прикасается к ним.
– Я хочу знать, Лео. Ты бьешь или тебя бьют?
Она смотрит на его разбитую правую бровь и дырявые, грязные кроссовки. Кроссовки, которые она раньше никогда не видела.
Он делает вид, что не понимает, о чем она говорит.
– Лео, – настаивает она. – Ты написал, что возвращаешь контроль. Что это значит?
Он проводит рукой по волосам, делает глубокий вдох.
– Мам, выслушай меня. Выслушай, если можешь, если готова.
На этот раз он будет откровенен. Выбора у него больше нет: ему нужна ее помощь. Он не будет рассказывать подробностей, только суть. Пусть она не думает: он вовсе не жертва. Он не из тех, кто растворяется, рассыпается на части, гибнет. Он не из тех уязвимых и подавленных одиночек, которых легко узнать по тому, как они втягивают голову в плечи, по запавшим глазам и которые в конце концов вешаются на простынях. Он сумел установить границы. Создал себе условия для выживания, более того, его здесь даже уважают. Он спортсмен, умеет драться и к тому же пользуется некоторой известностью, и это тоже ему в плюс, хотя, конечно, ничего не гарантирует. Но есть и другое… Жизнь здесь полна мрака, хаоса, криков. Постоянный лязг ключей, вонь пота, мочи и дерьма выносят ему мозг. Нехватка кислорода, сырость и духота, крысы во дворах, клопы в кроватях, блохи, тараканы. Он нашел только один способ выдерживать все это. Единственный способ. Травка. Да, он курит травку. И в этом нет ничего ужасного, курить он начал не сейчас, это то, что спасало его многие месяцы, а теперь спасает здесь, в этих стенах.
Прости, если я тебя разочаровал, но черт подери.
Анна чувствует себя раздавленной.
В голове всплывают слова прокурора: «наркотики», «алкоголь» – о ее сыне говорят как о шпане из подворотни. Ей требуется несколько секунд, чтобы вернуться в реальность. Она задает вопросы, держа руки на столе и все сильнее сжимая сомкнутые в замок пальцы: как давно, кто тебя снабжает, откуда у тебя деньги, кто об этом знает?
Лео закатывает глаза.
– Опомнись, мам. Мы же не о тяжелых наркотиках говорим, это всего лишь травка! Ничего такого. Это даже легче, чем алкоголь. Все курят! В том числе дети твоих шикарных друзей. Кстати, Тим выкуривает по четыре-пять косяков в день. Во многих странах это законно. Вопрос чисто в деньгах и политике.
– Пожалуйста, перестань. Все эти отговорки мне прекрасно известны.
– Мне это нужно, блин. Или ты пришла сообщить, что я завтра выхожу? Мне это нужно, чтобы держаться, чтобы не спятить, и я хочу, чтобы ты поняла. Ее здесь можно достать, здесь, кстати, все что угодно можно достать, не только траву, но это дорого, дороже, чем снаружи. И мне нужно за нее платить. До сих пор я как-то выкручивался. Отдал кроссовки. Что-то из своего пайка отдаю в столовой. Но мне больше нечего предложить, кроме участия в драках.
Он описывает одну из ролей в этом альтернативном обществе. Здесь нужны «боксеры», парни, которых отправляют на разборки. Он, конечно, поначалу предложил свои «литературные» услуги – письмо в обмен на косяк, но заказов мало, поэтому он дерется, когда надо, но иногда ему прилетает в ответ, бывает, что и до лазарета доходит, вот почему у него руки в синяках.
Анне кажется, что лавина тащит ее по склону. Лавина, вызванная камнем, который бросила она сама.
– Вот зачем были нужны конфеты, – продолжает Лео. – Ты сделала это. Смогла их пронести. Я попросил, чтобы проверить…
– Конфеты?
– Ты же видела: никто тебя не обыскивал. У тебя они ничего искать не станут. Ты слишком… – Он подыскивает слово. – Слишком идеальна.
Анна отодвигает стул.
– Ты же не думаешь, что я буду носить тебе эту… траву? Если хочешь, можно увеличить количество денег у тебя на счету. Я могу добиться разрешения.
– Мне не нужны деньги, мам. Мне нужно другое. То, что здесь на вес золота, то, что я смогу легко обменять. И тогда меня оставят в покое.
Анна пытается его понять, но не может: несмотря на всю свою очевидность, эта мысль просто не приходит ей в голову.
– Ты скажешь, что я сам попал в такую ситуацию и сам должен из нее выбраться, – продолжает он.
– Так сказал бы отец. И был бы прав.
– Тогда не надо, но я хотя бы попытался. Мама… Мне нужны кое-какие лекарства… У тебя же есть ко всему этому доступ, да? Всего несколько таблеток – пока я не выйду отсюда.
– Лео, ты же не серьезно.
Анна говорит сухо. Она еще не до конца осознает происходящее. Что-то в ней отказывается понимать услышанное.
Лео вытирает лоб. Его тошнит, тошнит от самого себя.
– Прости, мама, прости за все это. Забудь, что я сказал. Как я мог просить тебя о таком? Это все изолятор, у меня тут просто крыша едет. Но я справлюсь. Правда, справлюсь. Давай больше не будем об этом.
Он накрывает ее руку своей, гладит… Ее кожа все еще мягкая и нежная, несмотря на возраст.
– Да, – едва слышно говорит Анна. – Больше не будем об этом.
Гаража им уже мало. Они водят Анну в сквер рядом со школой. Они захватили окруженную темно-зеленым пластиковым забором густую рощу, куда малыши не рискуют соваться. Или водят ее в кафе, с хозяином которого знакомы. Пьют там пиво и газировку, курят, играют на автоматах, а она просто сидит в углу. На заднем дворе, рядом с мусорными баками, есть туалет. Время от времени кто-нибудь из них берет от него ключ и объявляет: «Я провожу зассыху!»
Хозяин удивляется, ведь она вполне может и одна сходить! Все смеются, и Змей отвечает, мол, ей нравится, когда ее провожают.
Вернувшись домой, Анна тут же бросается стирать трусы. Сначала ее тошнило, когда она их оттирала, но потом прошло – привыкла. К чему она не может привыкнуть, так это к страху – к страху и неуверенности. Парни почти всегда ждут ее у выхода из школы, стоят перед забором, но почему-то уводят ее с собой не каждый раз. Иногда они позволяют ей пройти мимо, будто ее не существует. В другие дни, еще реже, они уводят ее, но не трогают. Она пытается понять правила, она бы предпочла, чтобы правила были, но правил нет, ни одного.
По вечерам она бесконечно долго стоит под душем. В конце концов мать начинает стучать в дверь: «Знаешь, сколько стоит нагреть воду?!»
В день, когда ей исполняется тринадцать, она отстригает себе волосы. Получается плохо – лесенкой. Отец сердится: «На кого ты похожа?» Мать берет кухонные ножницы и подравнивает.
Змей недоволен. Ему нравятся длинные волосы. Он считает поступок Анны непростительным бунтарством, за которое ее следует покарать. Он перебирает наказания, но они уже вторглись во все, разгромили все, так что ничего нового не придумаешь.
Вскоре после этого, в среду днем, они валяются на старом желтом кожаном диване, и вдруг пиво заканчивается. Змея вдруг осеняет: «Зассыха сгоняет за добавкой!»
– У меня нет денег, – бормочет Анна.
– Плевать, – отмахивается Змей. – Дуй за пивом и пожрать принеси. Давай, шевели поршнями.
Они выталкивают ее из гаража. Анна стоит под мелким дождем, ничего не соображая,
