Я жила в плену - Флориан Дениссон
– А наш уговор?
Высокая брюнетка сунула руки в карманы и слегка выпятила грудь.
– Ни один работавший со мной легавый об этом не пожалел.
Инес крутанулась на каблуках и зашагала к выходу. В дверях она оглянулась и последний раз обратилась к осведомителю:
– В конверте телефон с оплаченным тарифом, включи его поскорее и жди звонка.
Она исчезла в ночи, оставив за спиной шлейф цветочного аромата.
16
Ночь плотной мантией накрыла деревню, нефтяной пленкой стекая с гор в долину. Старые ставни хлопали на ветру. Виктория лежала без сна, широко открытыми глазами глядя в потолок.
Они с родителями рано поужинали, за столом почти не разговаривали, потом молились – снова и снова. Не Виктория, нет, – она наблюдала за ритуалом, чувствуя, как завязываются в узел внутренности. Что она тут делает? Безумие какое-то. Да еще и журналисты стали лагерем вокруг дома и, судя по всему, не собираются снимать осаду. Бред, да и только.
Внезапно шум у входа прервал ее размышления. Кто-то надевал пальто, зашуршала ткань, звякнула связка ключей. Язычок замка медленно повернулся, и человек вышел из дома. Мгновение спустя затарахтел двигатель автомобиля, эхо отдалилось. В дом вернулся тревожный покой, напоминающий неверное затишье перед бурей. В этом мертвом беззвучии даже собственное дыхание показалось Виктории слишком громким.
Она выждала несколько минут и наконец решилась выйти на воздух. Хотелось продышаться, не чувствуя на себе чужих взглядов, которые не отпускали ее в последние часы. Она оделась бесшумно, обулась и вышла из комнаты. Ступени старой лестницы заскрипели, и Виктория застыла на месте, прислушиваясь, различила громкий храп, доносившийся из комнаты в конце коридора, и поспешила вниз.
На улице ей показалось, что жизнь замерла, и только ветер, игравший еловыми лапами, напоминал, что время не зависло окончательно. Пушистые облака на черном бархатном небе ласкались к месяцу, цеплялись за него, как за утес в ватном потоке, и плыли дальше.
Виктория повернула голову, взглянула на широко распахнутую металлическую дверь гаража, вошла внутрь, дала глазам привыкнуть к темноте и принялась рассматривать всякую всячину, собранную отцом. Куча щепы для растопки огня, слева несколько запылившихся стульев, на дальней стене – полки из бросового дерева, стеклянные банки с медом, металлические – с краской и лаком, ящик с инструментами из прошлого века и десятки картонных коробок, затянутых паутиной. Вдоль правой стены, между самодельным приспособлением для барбекю из нижней половины бидона и газонокосилкой, стояли два велосипеда, словно бы ждавшие лучших деньков. У одного было проколото заднее колесо, но другой – тот, что поновее, – вполне сгодится. Виктория вывела его из гаража, прошла несколько метров, но в седло села, только миновав окна дома.
Сердце заходилось от волнения; по узкой дороге она вырулила с хутора, и прохладный ветерок просушил ее мокрые от слез ресницы. Спуск при лунном свете пугал и возбуждал одновременно, но продлился недолго. Очень скоро она оказалась на главной дороге, которую освещали тусклые фонари.
Виктория добралась до маленькой, мощенной булыжником площади, украшенной фонтаном со статуей рыцаря. Стоявшие по кругу старые здания с каменными аркадами наблюдали за жизнью деревни, как из первого ряда театральной ложи. В этот час почти все магазины были закрыты, работал только ресторан, где сидели припозднившиеся посетители, и бар – из-за запотевших стекол невозможно было понять, что внутри. Виктория оставила велосипед рядом с «доджем-генерал» и толкнула дверь заведения.
Внутри по ушам ударил рок, и она даже брезгливо поморщилась, на секунду прикрыв глаза: рассчитанный эффект – AC/DC вкупе с шумом и гомоном должна была создать обманчивое впечатление наполненного зала, хотя за столиком сидели несколько ровесников Виктории и еще два клиента устроились у стойки бара.
Виктория прошла между деревянными столиками по залу, оформленному в стиле современного американского салуна, с неоновым освещением и огромным конфедератским флагом над бутылками позади стойки, задумалась, не угодила ли она по ошибке в неонацистское гнездо, но люди у стойки явно были североафриканцами, а один из членов молодой компашки и вовсе темнокожим. Глупости, в этой горной деревеньке вряд ли кто понимает значение символики войны Севера и Юга. Скорее всего, для местных знамя южан – просто очередной символ, представляющий Дядю Сэма.
Она села на табурет у стойки и заметила рядом с флагом плакат с портретом Обамы, созданный знаменитым уличным художником Шепардом Фейри в красно-сине-белых тонах. Слава богу, в оформлении бара нет никакого политического подтекста.
– Привет! – Светловолосый бармен улыбнулся Виктории. – Что налить?
Она прочла названия коктейлей, написанные желтым мелом на доске над кассой, и решила быть проще.
– «Бадвайзер», пожалуйста.
Блондинчик весело изумился:
– «Бад» не держим, есть «Ла блонд дю Монблан» – светлый эль из солодового ячменя, местное пиво и лучшее из всех.
Виктория с трудом удержалась от смеха. Здесь все лишено смысла, но беспечная атмосфера – это то, что ей сейчас требуется.
– Пусть будет местное.
Бармен нырнул в один из холодильников, и в этот момент парень из группы, сидевшей за спиной у Виктории, подошел к стойке.
– Джуниор, захвати и мне еще двух «блондинок»! – крикнул он, поставил перед барменом две пустые бутылки, повернулся к молодой женщине и дружелюбно сказал: – Привет!
Он был в бейсболке, дырявой светло-серой футболке, белой ветровке и черных коротковатых обтрепанных джинсах. Виктория на глазок решила, что они ровесники, с разницей в год-другой, но гладкое – или свежевыбритое – лицо не позволяло определить безошибочно.
– Привет, – сдержанно ответила она.
Бармен вдруг вынырнул на свет божий с напитками, поставил два пива перед молодым человеком, третье подвинул на подставке к Виктории и быстро переместился в другой конец стойки, чтобы обслужить клиента.
– Ты нездешняя?
Удивленная вопросом, она отхлебнула пива, чтобы взять себя в руки, и сказала:
– Почему ты так решил?
– Будь ты местной, я бы тебя помнил! – Он весело оскалился, она улыбнулась в ответ. – Проездом здесь? Туристка? – Он с прищуром посмотрел в глаза Виктории и продолжил: – Нет! Дай угадаю. Ты жила в Париже или Нью-Йорке, потом решила, что популярность столиц раздута до невозможности, и предпочла лечить депрессию здесь, так?
Виктория готова была расхохотаться в ответ и чуть не поперхнулась, но подумала, что правильно сделала, придя сюда, вместо того чтобы сидеть взаперти в своей бывшей комнате с детской кроватью.
Она не успела ответить – от столика раздался недовольный окрик:
– Хватит любезничать, тащи нам пиво! В горле пересохло!
Молодой человек неохотно обернулся, шагнул к своей компании, внезапно остановился, оглянулся и бросил:
– Если никого не ждешь, присоединяйся к
